Про девушек, квартиру и восхитительные голоса.

Сегодня в метро я видела удивительную девушку. Больше всего она была похожа на 17-летнюю Тильду Суинтон - бледная кожа, рыжие тонкие легкие волосы по плечи, рыжие почти незаметные брови, светло-рыжие ресницы (серьезно, это так удивительно смотрится) и чёрные (!) глаза. Заострившиеся черты лица, маленький рот, тонкие губы, на чуть курносом носу веснушки. Сама невысокая, худощавая, одета просто - куртка, джинсы, кроссовки, ни косметики, ни украшений. Лицо печальное, пальцы тонкие, кожа светлая. Если бы я была художником, я бы захотела её нарисовать. Мне почему-то показалось, что она и не догадывается, какая она красивая. У неё были очень грустные глаза и усталый вид.

Нам наконец полностью передали документы на квартиру, и мы радостно тут же распланировали, где что будет стоять/сидеть/лежать и висеть. Моё главное требование - большой очень большой ОГРОМНЫЙ книжный шкаф. и портал в Средиземье под столом, но это опционально
Чудесный "зеленый" район днем ночью превращается в достойные графа Оксфорда садовые лабиринты, тускло подсвеченные повешенными по какому-то недоразумению вместо фонарей лампадками. Под каждым кустом мерещится Жан-Батист Гренуй. Пронзаю, что вечерние прогулки будут моим хобби :3

Случайно обозвала "След" "ЩИТом" и зависла, представив спарринг Майского и Уорда, Ванечку в лаборатории Фитц-Симменс и Рогозину, пьющую с Коулсоном чай.



Я уже говорила, что некоторые голоса лишают меня возможности думать, слышать, видеть и вообще выносят в астрал?
Про Айронса я уже писала, напишу про Горбунова потому что я наткнулась по телевизору на первые серии Каменской, всплакнула от ностальгии и вштырилась относительно молодым Горбуновым, который вот как вы ни крутите - хорош.

Прослушать или скачать Алексей Горбунов Довлатов бесплатно на Простоплеер
(Горбунов + Довлатов + Гребенщиков = сердечный приступ)

P.S. А это я утащил от  Мистер Фьюри - теперь банановый. просто потому что ФИЗИЧЕСКИ НЕ МОГ НЕ УТАЩИТЬ

Вы только посмотрите, няшка Грегг учится держать пистолет :3
задача "продержаться хотя бы один день без Грегга с треском провалена"

@темы: Every moment has its music, Приключения пингвина-социофоба, Боженятко и Ко., Own Personal Handler, ОБОЖАЮ ЭТИХ ЛЮДЕЙ, В доме, который построил Фил

---

приступ тумблера

Пост о том, как весело проводят время вместе некий обаятельный сэр и некий великолепный мистер.
тык

@темы: What the fuck, Эрик? (с), ОБОЖАЮ ЭТИХ ЛЮДЕЙ

---

По примеру  afina doran выложу свою медальку с деанона Ганнибалов :3

@темы: творчество своё, творчество чужое, Отменяем апокалипсис, объявляем патихард, Hannibal the Cannibal

---

Рубеж.

*гордость за команду одну из 4х своих команд*
Прелестная же идея))

@темы: Боженятко и Ко., Отменяем апокалипсис, объявляем патихард, DJ Big Driis, Black passion, Burn!

---

Про суперменов, человеческие органы и Бэрроумена.

Привет, это снова я, ваше ночное уже утреннее привидение, спешу поделиться совершенно необходимой для всех информацией о своей волнующей и насыщенной жизни.

Сегодня Уже вчера полезла мыть окна и надела майку с суперменом на случай если свалюсь - вот весело было бы))))
Сестренка рассказывает, что у подруги дома в баночке с формалином плавает живое человеческое сердце. Оказывается, деткам в школе раздавали ставшие ненужными человеческие органы, и она взяла себе сердце, которому "больше ста лет".
Человеческие органы. Раздавали. В школе.
Чего-то я не понимаю в этой жизни.

Видимо, всё-таки не судьба мне насладиться Эссенской постановкой "Иисуса" с Кайей-Иудой, поэтому вот вам на утро Бэрроумена, которому хорошо =) В наличии: потрясающий голос, танцующие пары и замечательное джазовое исполнение.
В отсутствии: качество

@темы: смотреть и слушать, Приключения пингвина-социофоба, Коллега, а не долбануть ли нам по этой планете ракетой?, Бэрроурелла, Плоть от плоти

---

here it comes

Да, это она.
Нет, про неё будет немного.
Даже если вы ни сном ни духом и вообще мимокрокодилы, можно сходить посмотреть, какой  Чёрный Ватаняр молодец и какой няшный пост набора он нам сделал :3

Но куда веселее вот это:

10.11.2013 в 01:42

Пишет  WTF Inside:

WTF Busboy 2014
Пишет  WTF Busboy 2014:

10.11.2013 в 01:39

Аттракцион неслыханной щедрости от  WTF Busboy 2014! Напишите в комменты фандом и получите кроссовер! ...ну или вы можете написать ваши заявки по нашему канону. Если они у вас есть.

Так что если у кого-то вдруг есть желание почитать про свой любимый/нелюбимый/какой угодно фандом/людей/персонажей, к которым мы впишем двух позитивных чуваков - милости просим)))
(нам уже заказали кроссоверы с Икс-менами, Торолоки, омегаверсом и С ТЕМИ САМЫМИ НОРВЕЖСКИМИ ЧУВАКАМИ, КОТОРЫЕ С ЛИСОЙ И ДАЧЕЙ )

@темы: те самые чуваки с гифок

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

"Clint Barton, so sexy even creepy ass demon cats want to lick him."



(х)

@темы: Шлюхоптица

---

snigger trigger

 snigger trigger, моя радость не знает границ!

@темы: Я просил не называть меня по имени на людях, доктор Гейзлер!, Hi there

---

ыаыыыы

Шок дня.
МИНГ-НА ВЕН СОРОК ДЕВЯТЬ ЛЕТ
МЕЛИНДЕ СОРОК ДЕВЯТЬ ЛЕТ
СОРОК ДЕВЯЯЯЯЯТЬ
*бегает по потолку, размахивая руками*

И, оказывается, именно она озвучивала Мулан.
И уже получила номинацию на Пипл Чойс Авард за Мелинду.

@темы: ОБОЖАЮ ЭТИХ ЛЮДЕЙ, В доме, который построил Фил, Богиня

---

О чем-о чем? О ком?! ©

Товарищи литературоведы, уделите мне минуту.
В книге "Энциклопедия Булгакова" некто Б.В.Соколов, позиционирующий себя, очевидно, как знаток Михаила Афанасьевича, безапелляционно утверждает, что истиной причиной приезда Воланда в Москву с самого начала было извлечение мастера. И я всё понимаю, личное мнение, роман-загадка, никто не знает, что хотел сказать автор, но мне стало интересно - кто-то еще так же думает?

@темы: Ох уж эти сказочки, ох уж эти сказочники

---

Про сумку, научрука и русское кино.

Почитала свой дневничок. Устыдилась. На самом деле я не настолько гик, как можно подумать.
У меня есть жизнь хахаха о да
Сегодня мне, например, подарили чудесную сумку *__*

(можно ткнуть, будет больше)

Научрук сказал готовить статью для публикации в электронном журнале, в добровольно-принудительном порядке. Окей, мой научрук - такая тихая серьезная философская няша, поклонник свободной любви, музыки БГ и хиповских летних фестивалей, специалист по зарабатыванию денег не-совсем-легальным-но-и-не-криминальным способом, fuck-the-system-MASTER, похожий на худую версию кота-Бегемота, как ему отказать.

Я сходила на "Распутина" и совершенно непредсказуемо прониклась Янковским-Юсуповым. Боже мой, 45 лет человеку, а что вытворяет. В смысле, что и как играет и как при этом выглядит))
По мнению русских киношников, юст выглядит как два сближенных чуть-больше-чем-дружески лица в кадре и быстрый взгляд на губы из-под порхающих ресниц. Окей, ресницы у Юсупова красивые, не поспоришь, но роль князя Дмитрия меня разочаровала. Зачем надо было звать Козловского, если всё, что он делает - ходит тенью, сближается чуть-больше-чем-дружески с Янковским и добивает Распутина в конце?
Собственно, это всё, что я имею сказать про фильм.

А это сегодняшний Питер (пять дня, закат), и он прекрасен атмосферен.


P.S. Мистер Имс сегодня целых сорок минут спал у меня на коленках, отдавил всё к чертям кошачьим, у меня свернулась шея и спина сидеть боком к компу, но не могла же я его прогнать. Он когда потягивается во сне, вытягивает передние лапы, а потом так смешно прижимает их ко лбу крест-накрест, с растопыренными "пальцами" :3 Как будто говорит "Ох горе-то какое!".
Никогда не надоест любоваться.

@темы: Этот город застрял во вранье, Приключения пингвина-социофоба, Два билета для меня и моей скво., они рядом

---

Я ржала как татаро-монгольская лошадь.

06.11.2013 в 16:15

Пишет  сладкий иисус:

всeгда так дeлаю
whenever i need to cheer up i remember all of the ways leonardo dicaprio attempts to hide from the paparazzi








(x)

@темы: лопата

---

TV Guide Mag

Видео с фотосета для TV Guide Mag *жует носочек*
Божественная божественная божественная Мелинда, божественная женщина. Даже бог с ним, с персонажем - она же красивая. И сильная. И стройная. И такая милая. И она что, реально всё это сама делает?..
Я уже говорила, что она божественная?
и это я еще не начинала говорить про Грегга

07.11.2013 в 19:01

Пишет  Месть*_*:

Ааааа, то есть это Фитц-Симменс так акцент изображают, что я нифига не понимаю их речь?..

@темы: смотреть и слушать, Own Personal Handler, ОБОЖАЮ ЭТИХ ЛЮДЕЙ, В доме, который построил Фил, Богиня

---

You feel different because you are different

Тут я просто помолчу.




От Фила на третьей гифке у меня тотальный перегруз.

@темы: Два билета для меня и моей скво., Own Personal Handler, Перфекшн!

---

Ибо деанон - 3

А вот этим вот я дорожу больше всего.
Ибо такого уровня кроссоверы я еще не ваял.
По степени вовлечения в сюжет: Мстители, Ганнибал, Тихоокеанский рубеж, РЭД.
Понимаете, Хопкинс - это же и Лектер, и Один... Эльба - это же и Хеймдалль, и Пентекост... А Локи явно нашел бы общий язык с Лектером... А Виктория явно подружилась бы с Коулсоном... А Кларисса так и просится к нему в племянницы... А кайдзю - это куда действеннее читаури... А Фрэнк и Марвин не смогли усидеть на месте... В общем, мы упоролись как могли
Да, я не могла не впихнуть смутный преслэш, но я, имхо, сполна искупила эту вину в дальнейшем.

Главы 2 и 3 уехали в комменты.

Название: Атлантический рубеж
Автор: исполнение -  Йож во фраке, идея и сюжет -  Чёрный Ватаняр
Размер: 22047 слов
Фандомы: Ганнибал, Мстители, РЭД и Тихоокеанский рубеж
Персонажи: Локи, Фил Коулсон, Клинт Бартон, Кларисса Старлинг, Ганнибал Лектер, Виктория, Марвин Боггс, Фрэнк Мозес, Ник Фьюри, Тони Старк, Стив Роджерс, Наташа Романова и прочие
Категория: джен (при желании можно увидеть преслэш Коулсон/Бартон)
Жанр: экшн
Рейтинг: R
Краткое содержание: Тессеракт пробудился. Локи прибыл в наш мир. Всё шло по плану, однако в Штутгарте он заметил в толпе знакомое лицо…
Предупреждения: смерти персонажей, насилие, производимое одними сверхъестественными существами над другими.

Глава 1.

Глава 1.

Вертолёт-авианосец ЩИТа,
недалеко от побережья Нью-Йорка,
13:17

Можно было бы сказать, что всё началось со странной активности Тессеракта, которую они умудрились проворонить и к которой, придётся признать, оказались совершенно не готовы. Или ещё раньше — с того момента, как Тессеракт нашли люди Красного Черепа, разгадали его загадку, активировали его. А может быть, всё, наоборот, началось с того, как этот сияющий куб сбросили в море.
Можно было бы, например, сказать, что всё началось тогда, когда материализовавшийся посреди лаборатории Локи перебил охрану и увёл завербованного, вернее, заколдованного Бартона, оставив рассыпаться на сотни и тысячи осколков то, что когда-то считалось самым надёжным хранилищем тайн государственного и вселенского масштаба. Можно было бы сказать, что всё началось ещё раньше — когда Локи путём хитрости, обмана и подлога получил столь сильную поддержку, что не побоялся пойти против целой планеты, уже тогда в полной мере представляя, чем обернутся для него и удача, и возможная неудача этого предприятия.
Но Филипп Коулсон, значащийся агентом седьмого уровня ЩИТа, хорошо понимал, что на самом деле всё началось с телефонного звонка.
Он прозвучал как раз тогда, когда поисковые спутники ЩИТа отчаянно сканировали землю во всех доступных им спектрах в попытках обнаружить хоть какие-то следы Локи или его нового оружия. Приклеившиеся к экранам агенты, казалось, уже сползали под столы от усталости, неутомимые Бэннер со Старком питались одним научным энтузиазмом с призрачной надеждой успеха вприкуску, а сам Коулсон к этому моменту не спал уже трое суток вместе с другими старшими агентами и возглавляющим усталую ватагу директором Фьюри. Коулсона уже тошнило от кофе из автоматов, но от всего остального было ещё хуже. Отточенный профессионализм затуплялся о суматошные мысли о будущем мира вообще и украденного Бартона в частности.
Проще говоря, телефонный звонок прозвучал как раз тогда, когда Коулсон был готов начать мысленно материться — заставить его материться вслух мог, пожалуй, только конец света. Впрочем, похоже было, что всё к этому и шло.
Вытащив мобильный из кармана, Коулсон посмотрел на экран и попробовал было удивиться, но сил уже не было.
— Скажи мне, что ты знаешь, что происходит, — сказал вместо приветствия женский голос с улучшенным произношением, в котором до конца улучшить не удалось только чуть уловимую раскатистость «р», свойственную русскому акценту.
— Добрый вечер, Виктория, — устало выдохнул Коулсон, гадая, что могло понадобиться бывшему агенту МИ-6, предпочётшей связаться лично, а не официально. Виктория, истинная леди и один из лучших шпионов планеты, редко вмешивалась в дела, занимая по жизни привычную позицию сидящего в засаде снайпера, недосягаемого, но держащего на мушке всех в поле зрения.
— Ты прибавил разницу во времени или не знаешь, что у вас сейчас час дня? — голос Виктории чуть потеплел. — У тебя всё в порядке?
— Если не считать того, что я не помню, когда последний раз всё было настолько плохо — да.
— Это как-то связано с тем, что твой подчинённый скупает у меня под носом списанное сверхсекретное оборудование?
Коулсон моргнул.
— Я бы не стала тебя тревожить, ты же меня знаешь, но я решила на всякий случай уточнить. Вчера и сегодня с засекреченных складов были украдены списанные с обихода военных баз приборы, причём набор их оказался весьма странным. Настолько, что лично я не поняла, что можно из этого смастерить. Не то чтобы я пристально следила за всеми похоронками военщиков, но волею случая…
— Подожди, — перебил её Коулсон. Ему показалось, что усталость всё-таки прорвала хрупкую грань между реальностью и сном и пробудила к жизни демонов типа появившейся очень вовремя британской разведчицы пенсионного возраста. — Первое — кто? Второе — что? Третье — где?
— Кто? Твой Бартон. Или я проглядела то, что ЩИТ его дезавуировал?
Коулсон мысленно чертыхнулся и исподтишка огляделся, хотя прекрасно понимал, что уже через три минуты о происходящем будут знать все. Он похлопал по столу, мотивируя тех, кто от усталости был готов отрубиться. На него посмотрели несколько пар воспалённых глаз, и он жестом велел им продолжать.
— В любом случае, — продолжила Виктория, — дезавуировали вы его или нет, пропуск у него сохранился. Сперва он, размахивая пропуском из ЩИТа, попытался сделать вид, что всё ещё работает на вас, и, надо признать, сидевшие там люди оказались достаточно идиотами, чтобы поверить. Когда провести платёж не удалось, они начали что-то подозревать, но он, не дожидаясь, пока подозрения превратятся в твёрдую уверенность, открыл огонь. Ты же знаешь, как охраняются такие вещи, кому придёт в голову красть двухмодульный ускоритель, рассчитанный на применение в узкой совершенно безопасной области типа расщепления клетчатки, ну и так далее. С ним было ещё одиннадцать человек, в них стреляли, но оба раза они ушли в полном составе. Поправь меня, если я ошибаюсь, но ты про это ничего не знаешь.
— Не знаю, — Коулсон встал, подошёл к большому прозрачному сенсорному экрану и вывел на него интерактивную карту. — Места?
— Вчера это был Форново ди Таро, сегодня местечко около Кастел дел Рио — горы, леса, прекрасные пейзажи.
— Подожди, Италия?
— Я звоню тебе из Рима, дорогой.
Коулсон отметил на карте два указанных места, приложил телефон к груди и махнул рукой дежурному агенту:
— Скажите Старку и Бэннеру, чтобы спустились сюда.
Конечно, Локи понадобится база, можно было бы и самим догадаться. Сон как рукой сняло; наоборот, он почувствовал прилив энергии, ему хотелось поставить на уши всю базу и лично доложить о новостях Фьюри. Кажется, они наконец взяли след.
— Что украдено?
Виктория в трубке вздохнула, Коулсон почти воочию видел, как она лежит на оттоманке в номере отеля на Виа Венето, идеальная даже вдали от чужих взглядов. Впрочем, с тем же успехом Виктория могла лежать в гнезде, смотря сквозь прицел на какую-нибудь дверь, откуда вот-вот выйдет какой-нибудь несчастный, которого ей заказали, и, о господи, она могла лежать и возле какой-нибудь военной базы и смотреть на Бартона, опустошающего запасы итальянских военных.
В этом случае Коулсон отчаянно не завидовал Бартону. Он не завидовал никому, кто попадал на мушку к Виктории.
— Я могла бы тебе скинуть список, но мне сейчас, мягко говоря, неудобно, — ответила она, чем подтвердила вторую догадку. — Поэтому записывай.
К тому моменту, как на находящийся под командным мостиком этаж спустились подозрительно бодрый Старк и Бэннер, подозрительно спокойный для человека, проведшего столько времени в одной комнате с бодрым Старком, Коулсон просто кивнул им в сторону интерактивного списка и отдал по внутренней связи приказ оповестить о происходящем Фьюри и остальных участников из инициативы «Мстители». Оживившиеся агенты зашевелились, стали перебрасываться сначала словом-другим, потом вспомнили, как разговаривать, и фон привычно заполнили негромкие голоса.
— …найдите информацию по этим базам…
— …проверьте, кто там работал…
— …пробейте список, может быть, обнаружатся совпадения…
— …не попаду до понедельника…
Старк и Бэннер какое-то время толкались перед экраном, крутили пальцами трёхмерные модели приборов и аппаратуры и ворчливо о чем-то спорили.
— Что, я в очередной раз спасла вашу великую страну? — поинтересовалась терпеливо молчавшая Виктория, про которую Коулсон и думать забыл. Он поборол рефлекс удивлённо посмотреть на телефон в своей руке.
— Скажу больше, кажется, ты только что спасла всю нашу великую планету.
— Тогда позволь мне всего одну просьбу за всю эту информацию. Держи меня в курсе, ладно?
— Виктория…
— Ты знаешь, что я не стану ставить вам палки в колеса, просто мне нужно знать, что происходит. В конце концов, это я в Европе рядом с вашими неведомыми врагами всей планеты, а не вы.
Коулсон задумчиво посмотрел на спорящих о чём-то учёных, вокруг которых ненавязчиво столпились младшие агенты. В дверях показалась Романова, нашла его взглядом и кивнула, за ней вошла Хилл.
— Ладно, — коротко ответил он в трубку. В конце концов, Виктория неоднократно помогала им в европейских миссиях, Фьюри знает про это и вряд ли будет против.
— Тогда до связи.
Убрав телефон, Коулсон подошёл к экрану.
— Идеи?
— Портал, — ответили хором Старк и Бэннер, дружно поворачиваясь к нему. Недовольно переглянулись, опять было заговорили хором, осеклись и уставились друг на друга.
Коулсон подавил желание закатить глаза.
— Доктор Бэннер, я вас слушаю.
— А почему он? — возмутился Старк. — Между прочим, это я догадался.
— Мистер Старк, я с удовольствием выслушаю вас после того, как я выслушаю доктора Бэннера. Итак, доктор Бэннер?
— Портал, — повторил тот, указывая на экран, на котором медленно крутился вокруг своей оси трёхмерный сине-белый чертёж странного прибора, больше всего похожего на гигантскую кофемолку. — Локи хочет использовать Тессеракт, чтобы открыть портал в другой мир.
— Разве для этого нужна аппаратура? — раздался откуда-то сзади глубокий низкий голос.
Все обернулись в сторону вошедшего Фьюри. Младшие агенты зримо подобрались, некоторые вытянулись по стойке смирно, старшие приветственно кивнули, кто-то отдал честь.
— Сэр?
— Насколько я помню, для того, чтобы вытащить к нам Локи, никакой дополнительной техники не понадобилось, — директор подошёл, скинул кожаный плащ на ближайший стул и по-житейски закатал рукава чёрного свитера.
— Да, но это не совсем то же самое, — встрял Старк, который, похоже, физически не мог долго молчать. — Воспользуемся метафорой. Ньютон, Эйнштейн и Лобачевский входят в паб… нет, не то. Чтобы перевезти одного человека через пропасть, достаточно перекинуть канатную дорогу. Не то чтобы это было просто, но с долей сноровки это осуществимо с минимумом подручных средств. Чтобы перевезти через пропасть тысячу, нужен железнодорожный мост, причём не угрожающий…
— Чуть лаконичней, мистер Старк, — Фьюри с завидным мастерством вклинился в паузу на вдохе Тони, и неопределённым жестом показал, что способен оценить метафору даже не раскрытой до последней детали.
Вопреки ожиданиям, Старк подчинился.
— Судя по материалам, они хотят построить что-то типа вот этого, — Тони помахал руками перед экраном. — Локи хочет открыть стабильный канал из нашего мира в другой, чтобы… — он замялся.
— Чтобы что, мистер Старк?
Тони покосился на Бэннера, тот демонстративно поднял руки.
— Я не знаю, директор, — криво усмехнулся Старк, — но портал будет такой мощности, что туда можно целиком запихать Белый Дом вместе с Президентом.
— Или выпихнуть на нас… — пробормотал Фьюри, смотря на невинно крутящуюся модель. — Вы уверены, что нет других вариантов?
— Варианты всегда есть, — пожал плечами Бэннер, в очках отражались искажённые отливающие зелёным детали. — Но мы всё перепроверили, аппаратура по списку подходит для этого идеально. В смысле, нет, никто не делал ничего подобного до этого, но ведь ни у кого не было Тессеракта.
— То есть благодаря Бартону у Локи уже есть всё необходимое?
Коулсон сжал зубы и посмотрел на директора, но вместо этого увидел за его спиной пристальный взгляд Наташи. Та едва заметно покачала головой.
— Почти всё, — ответил Старк. — Мы с Брюсом просчитали пару-тройку вариантов — там, в лаборатории, пока сканировали поверхность земли на предмет проявлений необычной активности — и пришли к выводу, что… вам нужны долгие математические выкладки?
— …мистер Старк.
— Понял, понял. Так вот, для того, чтобы использовать Тессеракт, ему в любом случае понадобится стабилизатор.
— А конкретнее? — нахмурился Фьюри, не дождавшись продолжения.
— Судя по этой конструкции, я бы предположил иридий, — подал голос Бэннер.
— Или палладий! Видите ли, — Старк сложил на груди руки и закатил глаза, — наши мнения разошлись. Брюс считает, что палладий недостаточно безопасен, а я…
— Сколько нужно иридия? — перебил его Фьюри, обращаясь к Бэннеру.
— Эй! — возмутился Тони.
— Я не могу сказать точно, но…
— Но палладий!
— Мистер Старк, успокойтесь, пожалуйста, — Фьюри шагнул вперед, протянул между ними руку и вернул на экран карту, на ботфорте итальянского сапога пульсировали два красных кружка. — Где в Европе в непосредственной близости от этих двух мест есть хранилище палладия и иридия? Быстро, быстро!
— В Италии нет, сэр, — подала голос агент Хилл. — У них весьма неоднозначное отношение к хранению подобных материалов.
— Хорошо, Швейцария? ЦЕРН? Там-то они должны быть.
— Там они слишком хорошо охраняются, — покачала головой Хилл.
— С ними Бартон.
— Не переоценивайте Бартона, он всего лишь человек.
— Прежде всего Бартон агент ЩИТа, — веско сказал Фьюри. Воцарилась тишина. — Это не только показатель его квалификации, но и… определённая степень доверия к нему, идущая в комплекте с должностью.
Коулсон закрыл глаза. Странно, что они ещё не получили ноту от итальянского правительства. Он вспомнил слова Виктории.
— Мы могли бы его дезавуировать.
— Вы знаете протокол, Коулсон. Вы знаете, что за этим следует.
— Он не в себе, — оправдание было жалким. Разбираться никто не будет.
— Никому нет дела, — подтвердил его мысли Фьюри. — Либо мы отказываемся от него, либо нет. Во втором случае мы несём ответственность за все его действия, и, кстати, я сильно сомневаюсь, что его ценность как агента её окупает.
— Мы можем объявить его… — Фьюри взглянул на него, и Коулсон осёкся. — Сэр. Просто ещё немного времени. Несколько минут ничего не решат.
— Всё это чрезвычайно любопытно, — встрял Старк, — но мы тут слегка спасаем мир. Запрыгивайте, если хотите успеть.
Он промотал карту выше, ткнул пальцем в кружочек на территории Германии.
— Штутгарт. В местной космической лаборатории есть и иридий и, ха-ха, палладий, они мне в прошлом году весьма помогли со стабилизаторами репульсаторов новой модели.
Внимающие до этого агенты вокруг зашевелились, едва получив хоть какие-то конкретные данные, замелькали экраны.
— Запускайте джет, — хлопнул в ладоши Фьюри. — Наташа, найди капитана, полетите туда.
— А я? — поднял брови Старк.
— Вы нужным нам здесь, как и мистер Бэннер.
— Простите, сэр, — Коулсон шагнул вперед, кинувшиеся было в разные стороны люди притормозили, оглянулись на него. — Судя по тому, как Бартон действовал на складах, они постараются сделать всё так чисто, как только позволят обстоятельства. Мистер Старк, какая контрольно-пропускная система в этом месте?
— Сканер сетчатки глаза. Улучшенный и дополненный считывателем ДНК.
— Ему нужен будет образец, иначе придётся подрывать всё к чертям. Посмею также предположить, что он попытается отвлечь внимание.
— Прекрасное предположение, но недостаточно конкретное. Я не думаю, что у нас есть время гадать на кофейной гуще, к тому же мы понятия не имеем, на что он способен.
— Мне кажется, сэр, вопрос не в том, на что он способен, а в том, что ему скажут делать.
— Скажет кто?
— Бартон. Бартон — его основной источник информации об этом мире и бесценный специалист. Коулсон, что бы он сделал в такой ситуации?
Коулсону очень захотелось спросить, почему об этом спрашивают его, но он воздержался, тем более что ответ, как бы это ни было печально, был очевиден.
— Террористический акт. Захват заложников. Даже массовое убийство не произведёт такого впечатления. Неопределённость, — он говорил короткими, рублеными фразами, но знал, что все следят за его мыслью, что все присутствующие обладают достаточным интеллектом, чтобы позволить себе совершить броски между озвученными тезисами. — Это привлечёт прессу, и у правительства не останется выхода, кроме как бросить все силы туда.
Фьюри нахмурился:
— Мы вряд ли сможем его опередить. Мы даже не знаем, где он нанесёт удар. Это значит, в любом случае будет штурм.
— Сэр, — кто-то из младших агентов поднял руку. — Торжественный приём, директор, сэр.
— И что там?
— Играют Шуберта, сэр…
— Плевать я хотел на Шуберта, — взревел Фьюри, одним прыжком оказавшись у экрана остолбеневшего от страха агента.
Тот затараторил:
— Вход по приглашениям, важные персоны, политики, лица из шоу-бизнеса, учё…
— Минуту, — Старк подлетел к агенту с другой стороны, щёлкнул пару раз по экрану, ввёл в открывшееся поле какой-то набор цифр и заскользил взглядом по списку. — Вот! Пожалуйста. Герр Ульрих Гексли, старший научный сотрудник НИИ космического блаблабла, всем всё ясно? — обернулся Старк, оглядывая зал.
Все без лишних команд уткнулись в экраны.
Фьюри кивнул Наташе, та пошла к выходу, на ходу переключая что-то на гарнитуре.
— Директор, но джеты не успеют туда при всем желании, — робко выглянул из-за экрана Бэннер. — Вечер начнётся когда, через полчаса?
— Что вы предлагаете, доктор, сидеть и ждать?
— Можно было бы отправиться к нему на базу…
— Вы знаете, где она?
— Нет, — признал Бэннер. — Но если что, потом её можно будет вычислить по следам иридия.
— «Если что» — это если ребята сегодня не преуспеют. Мы либо защитим зрителей, либо пустимся за этими молодцами по пятам.
Брюс спрятался обратно за экран.
— Коулсон?
Фил посмотрел на директора, оказавшегося вдруг совсем рядом с ним — видимо, усталость всё-таки давала о себе знать, и он периодически выпадал из реальности.
— Бартон будет оказывать сопротивление, — тихо сказал Фьюри, на миг становясь просто хорошим другом, бывшим сослуживцем, человеком, чья жизнь была очень тесно переплетена с его собственной.
— Я понимаю.
— Они постараются взять его живым, но…
— Я всё понимаю, Ник.
Фьюри кивнул, под сочувствующим взглядом его тёмных глаз Коулсону стало неуютно. Коулсон вообще не знал, умеет ли директор смотреть так, чтобы хоть кому-то было уютно.
Проводив его взглядом, он вытащил телефон и набрал номер Виктории.

Германия,
Штутгарт,
20:25

Власть.
Всесилие.
Безграничные полномочия. Безмерное поклонение.
Ради этого ни с чем не сравнимого ощущения Локи готов на всё, на всё, чтобы получить то, что должно принадлежать ему. Чтобы покорить и попрать, Локи распотрошит то, что эти смешные создания считают Раем, Локи сам собственноручно создаст на Земле то, что зовётся у них Адом.
Им некуда сбежать с этой планетки, они этого не умеют. Не додумались.
— На колени!
Семенящая, шумящая, кричащая толпа идиотов. Они должны понимать, не могут не понять, не настолько же они идиоты, чтобы не видеть очевидного. Даже звери умнее их, звери не разучились доверять своему чутью. Эти мелкие люди должны видеть, кто он и какие они жалкие по сравнению с ним.
Вы сами сделали из меня идол, назвав богом, вы же привыкли молиться на ваших богов. Это у вас в крови.
— Я сказал… — посох с силой ударяет о землю, толпа отшатывается. — НА КОЛЕНИ!
Первый, второй, третий… Сообразили наконец. Жалкое стадо, безмозглые создания. Как так получилось, что в их распоряжении есть целая планета — хорошая, красивая, большая планета?
Впрочем, это только к лучшему. Если бы они были сильнее и умнее, Локи пришлось бы потрудиться, а так это даже работой не назовёшь. Отдых, сплошное удовольствие.
— Ну разве так не проще?
У них перепуганные лица, от них буквально воняет страхом, они готовы уползти, раствориться, только бы выбраться отсюда, и они так по-животному завидуют тем, кто не попал в этот оцепленный его проекциями круг… Они не сильно отличаются от зверей.
Они и есть звери.
Они хуже зверей.
— Разве это не естественно для вас? Это глубинная суть человечества: вы жаждете рабства.
Кто-то ещё не осознал, что их ждёт, кто-то осознал, но не хочет поверить в очевидное. Надеется, что обойдётся. Нет. На этот раз — нет. Я пришёл к вам с самой благой из всех возможных целей, и я не уйду, пока я её не исполню. Благодарите меня, боготворите меня, молитесь на меня и радуйтесь, что я позволяю вам это делать.
— Соблазнительный луч свободы заставляет вас не радоваться жизни, а мечтать о завоевании власти, о самопознании. Вы были созданы, чтобы служить и до конца дней…
Тут взгляд Локи наткнулся на какую-то помеху, и он запнулся на полуслове.
Там, возле фонтана, посреди преклонивших колени зверей как ни в чем не бывало стоял человек, мужчина, совершенно обычный мужчина. Не бог, не герой, не один из нанимаемых их правительствами воинов — просто никто, и кто-то внизу дёргал его за штанину, почувствовав направленный в их сторону взгляд Локи. Никакой реакции.
Скрипнув зубами, Локи поднял было жезл, предвкушая, каким хорошим и наглядным примером это станет, но вдруг человек чуть повернул голову, свет иначе упал на его лицо, ярче высвечивая мягкие черты, и жезл чуть не покатился на асфальт.
Нет, этого не может быть.
Как?
Почему?!
Этого не могло быть, Радужный мост был разрушен! Никто из Асгарда не мог попасть в Мидгард, пока его не восстановили!
Локи неуловимым движением оказался у края толпы, всматриваясь в лицо только чтобы опять, уже с неоспоримой уверенностью, убедиться, что это он. Человек в смокинге, в свою очередь, спокойно и почти благожелательно смотрел на него. Он явно не собирался вставать на колени. Он выглядел так, словно толпа коленопреклонённых людей и штук пять богов в доспехах были лишь помехами для его отдыха — не слишком, впрочем, досадными и, в общем-то, не заслуживающими даже раздражения.
Этот пронизывающий взгляд прозрачных глаз Локи никогда бы не смог забыть или спутать с кем-то другим.
— Какого чёрта ты здесь делаешь? — прошептал он, чувствуя, как голос ему отказывает.
Человек приподнял одну бровь. Услышал, но не спешил отвечать. Никто бы из людей не осмелился на такую наглость, никто.
Локи был растерян, шокирован, сбит с толку, от былой самоуверенности не осталось и следа. Кто-то из коленопреклонённых почувствовал это. Краем глаза Локи заметил нарастающее движение. Они зашевелились, кто-то даже попытался выпрямиться.
— На колени! — завопил он, стреляя наугад жезлом, судя по крикам, выстрел получился не предупредительным. Плевать.
Может быть, это всё-таки не он?..
— Нет, я не дам тебе всё испортить.
Метнувшись вперёд, Локи схватил человека в смокинге и исчез вместе с ним и со всеми своими миражами, оставив после себя лишь перепуганную толпу.

Вертолёт-авианосец ЩИТа,
недалеко от побережья Нью-Йорка,
15:03

— Фил, почему я, разговаривая по телефону с агентом самой мощной в мире секретной организации, имеющей везде свои глаза и уши, вынуждена смотреть снятые очевидцами ролики на ютубе?
— Потому что агенты самой мощной в мире секретной организации тоже вынуждены их смотреть, — огрызнулся Коулсон, открывая на весь экран запись с чьего-то телефона из толпы. — Наши ребята вылетели, но они не успели.
Не успели ни к оперному театру, ни к НИИ. Прибывшие агенты застали только вскрытую лабораторию и перепуганных немцев. Сказать, что это было провалом, значило не сказать ничего, а ещё предстояло улаживать конфликт с пограничными службами, которые, похоже, не до конца поняли официальный предупредительный сигнал, зато вполне поняли адрес, по которому их послала Наташа в ответ на приказ немедленно приземлиться.
— Это же Лектер, — выдернул его из невесёлых мыслей удивлённый голос Виктории. Коулсон, моргнув, понял, что смотрел на экран, но ничего при этом не видел. Он передвинул бегунок назад.
— Что? Кто?
— Человек у фонтана, который стоит, видишь?
Коулсон нажал на паузу. Безупречно пошитый смокинг, прямая спина, широкое лицо, скорее всего, круглые глаза. Больше ничего в таком качестве было не разобрать.
— Доктор Ганнибал Лектер, — уверенно повторила Виктория.
— Ты уверена?
— Боже правый, да его весь Интерпол ищет, не говоря уже о федералах, вашей разведке и локальной полиции парочки европейских стран, которым он успел насолить. Я на это лицо уже насмотрелась.
— Найдите мне другие ракурсы, — сказал Коулсон одному из агентов, ткнув пальцем в Лектера.
Лектер, Лектер… Что-то звенело на периферии сознания Коулсона, но выуживать полновесное воспоминание пришлось непростительно долго.
— Лектер. Ганнибал Лектер. …Ганнибал-Каннибал?
— Точно. Лечился где-то у вас, кажется, в Балтиморе.
В голове у Коулсона с лёгким щелчком сложилась вся картина. Кларисса, вот кто рассказывал ему про это. Его племянница Кларисса, которая работает в ФБР в отделе поведенческого анализа, она же рассказывала про этого пугающего доктора. Коулсон мысленно похолодел — неужели тот Лектер, который проскочил в сводках, и есть её Ганнибал? Ганнибал, которого она так боялась? Ганнибал, которым она так восхищалась?
Коулсон ещё раз посмотрел на экран, фигура в смокинге показалось ему зловещей.
— Да, Фил, похоже, тебе надо поднимать все архивы, — с лёгкой усмешкой заметила Виктория.
Коулсон нажал на плей и молча досмотрел трясущуюся запись.
— Увидел?
— Увидел. Прости, Виктория, мне надо позвонить.
— Ты помнишь про обещание держать меня в курсе? У Интерпола на него большие планы.
— Да, конечно.
Кларисса. Вот кто ему нужен.

Италия,
пригород Флоренции,
22:45

Обустройством базы занимался командующий парнями Бартон, конструкция стабилизатора и транспортатора для Тессеракта и портала была отдана на откуп Селвигу, и Локи чрезвычайно нравилось такое распределение обязанностей. Если бы он мог, он бы просто расслабился и получал удовольствие от того, что все работают по его приказу, однако теперь его мысли занимала куда более насущная проблема, так что те немногие, кто рисковал подходить к нему с вопросами, зарекались когда-либо даже называть его имя вслух и уж точно больше ни к кому никогда не подходить.
Непонятный, нечитаемый человек в костюме норовил сорвать все его планы. Да что там, этот человек вообще был угрозой для самого существования Локи.
Глаза полубога говорили ему, что там, в углу, на притащенном кем-то стуле, с интересом всматриваясь в процесс установки техники, сидит Один. Сам Один. Локи не чувствует его, но в этом проклятом Мидгарде вообще с этим большие проблемы, да и его могущества вполне хватило бы, чтобы скрыть себя.
Неужели отец лично пришёл его проверять? Ведь за ним должен был следить Хеймдалль, старый добрый Хеймдалль, которого так легко обмануть и обвести вокруг пальца?
Но если это действительно Один, почему он до сих пор молчит? Куда его поместить? В клетку, под охрану? Что за бред.
Локи почувствовал прилив раздражения и злости на себя, когда понял, что нервничает. Разговаривать с Таносом, с Наездниками, со всеми, кто хотел добиться своих целей и соглашался ради этого подкинуть его на пути к его собственным, было легко. Он знал, чего хочет, и был уверен в своих силах. Мысль о том, что он умнее всех, защищала его и помогала не терять головы. Однако при виде Одина, который никак не мог здесь оказаться и тем не менее сидел перед ним, рациональное мышление отказывало ему. Он колебался. Это было отвратительно. Как в детстве. Он бы дал себе пощёчину, если бы мог.
Так и не решив, что с ним делать — наорать или упасть на колени в надежде, что наказание будет не слишком жестоким — Локи осторожно подошёл к мужчине. Тот поднял на него светлые глаза, произнёс едва слышное «О» и встал, словно собираясь протянуть Локи руку для рукопожатия.
— Для того, чтобы следить за мной, ты выбрал не самую лучшую маскировку, — небрежно бросил Локи, окинув его взглядом. Костюм хороший, явно пошитый на заказ. Похож, очень похож, почему же он совсем не чувствуется?..
Мужчина вежливо приподнял брови.
— Простите, но я не имел чести раньше с вами встречаться и поэтому, как вы понимаете, не могу быть тем, кого вы ищете.
Локи открыл было рот, но потом закрыл, так и не придумав, что сказать.
— Вы, вероятно, обознались, — улыбнулся мужчина так, что Локи — Локи! — ему позавидовал.
Если он и был простым человеком, то тем не менее весьма преуспел в любимой науке Локи внушать необходимые эмоции одним своим видом.
Незнакомец протянул руку, как будто вовсе не находился в заложниках в подземном бункере, рядом с разгневанным полубогом, в сотнях километров от своего дома:
— Доктор Фелл, к вашим услугам.
Ложь толкнулась Локи в грудь. Она была очень мастерской, почти незаметной, но люди не зря провозгласили Локи богом Лжи и Обмана — он мог не чувствовать присутствия Одина, но всегда распознавал ложь.
Он отступил на шаг, машинально прижимая к груди жезл, протянутая мнимым доктором рука оставалась висеть в воздухе. Это Один. Это точно Один, зачем иначе он стал бы врать?
Как же он устал.
Слова полились сами.
— Послушай, отец, это… Это не то, что ты думаешь. Я просто потерялся, я не знал, что мне делать, я нуждался в помощи, и не моя вина, что другие предложили мне помощь раньше, и знаешь, по большому счёту мне плевать, что ты думаешь, ясно? Мне плевать, что ты соизволил лично снизойти до меня из своих золотых покоев, оторвавшись от вина и девиц, покинув свою жену, которую так долго выдавали за мою мать. Мне плевать, потому что ты даже не отец мне, потому что тебе не хватило сил признаться мне в этом самому, да? Прости, считать тебя храбрецом у меня не получается.
Взгляд у мужчины изменился, выражая странную, искусственную теплоту, но на взгляд отца — разгневанного ли, всепрощающего ли — это по-прежнему мало походило.
— Либо вы в самом деле обознались, либо я вынужден констатировать у вас лёгкое психическое расстройство. Это бывает, на нервной почве. Поправьте меня, если я ошибаюсь, у вас ведь последнее время выдалось много стрессовых ситуаций? Я, как доктор…
— Какой, к черту, доктор Фелл, прекрати этот цирк! — не выдержал Локи.
Мужчина вздохнул и сложил перед собой руки.
— Что ж. Вы правы. Моё настоящее имя — доктор Ганнибал Лектер, и меня разыскивают по подозрению во многих нехороших вещах, не стану утомлять вас деталями. Сообщая это вам, я сильно рискую, но что-то мне подсказывает, это уже не имеет никакого значения.
Да. Теперь он не врёт, его имя действительно Ганнибал Лектер. Просто один из людей, так похожий на Одина?
Локи вдруг стало неловко. Это было… странно. Что-то не так было с этим человеком, хорошо, просто человеком — он слишком хладнокровен и уверен в себе. Он стоял так спокойно, смотрел открыто, не пряча глаз, и он отказался вставать на колени там. Отказался? Нет, в этом не было бунта и не было выражения собственного достоинства — он просто стоял с таким видом, как будто… не относил себя ко всем остальным. Не относил себя к этому биологическому виду и спокойно… ждал?
Локи нахмурился. Он бог, а это — просто человек. Почему он так невозмутим?
— Вы не боитесь?
— Если бы вы хотели убить меня, вы бы давно это сделали. Простите, с кем имею честь?
— Локи, — растерянно ответил Локи.
Ганнибал Лектер удивлённо приподнял брови:
— Древнескандинавский бог? Неплохо.
— Вы мне не верите?..
— Нет-нет, что вы, с моей стороны было бы глупо не поверить в это после всего, что я видел и пережил. И всего, что я… — он окинул Локи внимательным взглядом, — продолжаю видеть. Позвольте поинтересоваться, что это было за светопреставление на площади?
— Вы правда спрашиваете меня о том, что я делал в Штутгарте? Меня?..
— Простите, мне показалось, вам сейчас не помешает кто-то, с кем вы могли бы поделиться своими планами, — как ни в чем не бывало ответил этот невероятный наглец. — Насколько я понял, среди них, — он показал рукой в сторону суетящихся над аппаратурой боевиков, — нет человека, способного по достоинству оценить ваши великие планы. О, в их величии я не сомневаюсь, как не сомневаюсь и в вашем божественном происхождении. И раз уж так получилось, что вы по ошибке захватили… взяли меня с собой и, таким образом, вынуждены будете в ближайшее время меня убить, потому что я уже слишком много видел, со своей стороны предлагаю вам хотя бы высокоинтеллектуальную беседу.
Локи почувствовал, что решительно перестаёт что бы то ни было понимать. Неведомый Ганнибал Лектер не боялся. Он не тушевался. Он действительно был похож на торжественно приглашённого гостя, словно всё это — грязный подвал, потные люди, тонны аппаратуры, датчики и сигналы, скандинавский бог с жезлом власти — просто продолжение банкета, с которого его так бесцеремонно выдернули.
Но он был умён.
Он определённо был умён, а это значило…
— Найдите мне Бартона, — распорядился Локи. — Значит, доктор Лектер, вы говорите, что вас разыскивают?..
Лёгкая понимающая улыбка приподняла уголки тонких губ доктора.
— Я думаю, мы найдём общий язык, мистер Локи.

Вертолёт-авианосец ЩИТа,
недалеко от побережья Нью-Йорка,
20:10

Это долгое и мучительное ожидание, бездействие, которые выматывает и вытягивает нервы поштучно. Пользующаяся этими провисающими паузами усталость набрасывается с яростью пушистого неутомимого хищника и утягивает сознание всё глубже в подсознание. Спать уже не хочется, ничего не хочется. Коулсон прислушался к себе. Да ясно, что тебе хочется, успокойся. Иначе тебе придётся признать, что то, что они не успели к разгрому лаборатории, тебя порадовало.
Посоветовавшись предварительно с Фьюри, он позвонил Клариссе. Кларисса неожиданно оказалась в Милане, у Клариссы был охрипший до неузнаваемости голос, Кларисса звучала очень сонно — ровно до того момента, как Коулсон упомянул имя Лектера. После этого он наконец узнал свою племянницу — чёткую, собранную, деловитую, направляющую свой энтузиазм и приливы энергии в подобающее профессиональное русло. Коулсон сказал ей, что Лектер был в Штутгарте, и Кларисса, кажется, уже кинулась собирать вещи, чтобы лететь в Штутгарт. Коулсон поспешил заверить её, что теперь его можно искать хоть по всему свету, но уж точно не в Штутгарте, объяснил ситуацию и хотел было попросить о помощи, но Кларисса его опередила. «Ты же понимаешь, он — это моя работа». Он — это её работа, а с ним находится существо, которое является работой Щита. А ещё с ним находится Бартон, и это уже — работа самого Коулсона.
— Можешь на меня рассчитывать, — ответила Кларисса таким голосом, словно уже сидела на чемоданах.
Коулсон сказал, что её подберут, и тут же отдал соответствующий приказ Наташе, которая дежурила вместе со Стивом и ещё десятком крепких парней в районе побережья. До Милана они доберутся минут за пятнадцать, не больше. По крайней мере, теперь им было чем заняться.
После этого он позвонил Виктории и, выдав ей номер Клариссы, попросил курировать. Во-первых, потому что он обещал держать её в курсе. Во-вторых, потому что он доверял ей. Можно было возразить, что доверять шпионке глупо, но послужной список Виктории и долгая история их сотрудничества перевесили в глазах Коулсона все аргументы против. В-третьих… ну, на всякий случай. Она в Европе, более того, она в Риме. Заинтересована ли она в поимке Лектера как внештатный агент Интерпола и МИ-6? Возможно. Но она в любом случае не станет ничего делать, а за девочкой присмотрит. Возможно, убережёт её от ненужного героизма, к которому склонна Кларисса. Лектер… Лектер не было рядовым преступником, это было понятно даже Коулсону, и Кларисса, считавшая его поимку делом своей жизни, знавшая его лучше всего, могла слишком близко подпустить к себе хищника. Присутствие объективного человека рядом было необходимо, а Коулсон был слишком далеко и мог оказаться занят в самую нужную минуту.
После этого Коулсону оставалось только пить, пить, пить проклятый кофе и ждать. Это долгое и мучительное ожидание, когда время растягивается от вспышки к вспышке. А в этот промежуток всё смазывается воедино, и ты не различаешь уже даже минуты и часы, пока чей-то голос не прорвётся через эту вату…
— Сэр, мы засекли Лектера!
Коулсон встрепенулся и кинулся к поднявшему руку агенту, по пути чуть не расплескав кофе. Кофе уже почти вошёл в привычку, без этой горячей кружки было неуютно, как без костюма или без галстука.
— Где?
— Флоренция, сэр. Он попал в поле зрения уличной камеры, наша программа по считыванию лиц добралась до неё почти сразу. С этого момента прошло минут десять, не больше.
Коулсон всмотрелся в картинку — качество опять неважное, из освещения только уличные фонари, но Лектер узнаваем, особенно после того, как он изучил его профайл. Всё в том же белом костюме, он постоял на переходе, повернулся, словно специально смотря в камеру, потом спокойным шагом пересёк дорогу и исчез из виду.
— Почему он его отпустил? — пробормотал агент, возвращая бегунок на начало видеозаписи. Во Флоренции было далеко за полночь, место не самое оживлённое, никаких неоновых огней, из жителей кроме Лектера — только какой-то спящий нищий.
— Я бы задался вопросом, почему он его вообще взял, агент Родригес. Где это место?
На экране развернулась карта с пульсирующим маяком. Север Флоренции, рядом с чертой города.
— А что выше?
— Промзоны, — карта уползла вниз, чёткие линии улиц сменились расплывчатыми массивами.
— Запросите кадры со спутника, мне надо знать, что там сейчас находится.
Агент, кивнув, забарабанил по клавиатуре, а Коулсона в тот же момент отвлёк зазвучавший сзади голос Старка, на который у него, похоже, начиналась аллергия.
— Мы нашли следы иридия, будь проклят Бэннер, он оказался прав, — Тони сбежал по трём ступенькам и панибратски стукнул Коулсона по плечу.
— Флоренция?
Старк открыл рот, потом скрестил руки на груди и закатил глаза.
— Я не знаю, что мы тут все делаем, если агент Коулсон уже всё знает. Мы засекли их вместе с какой-то подозрительной неопределённой активностью, подозреваю, что это имеет какое-то отношение к Тессеракту.
— Кадры со спутников, сэр, — подал голос агент. — Вчерашние фотографии.
Коулсон приглашающим жестом указал Старку на экран. Тони подошёл ближе и прищурился.
— Вот, — он ткнул в экран — на относительно свободном пространстве серело неправильной формы пятно, — Где-то в этой области, там ещё радиолокационная вышка рядом. Что это?
— Судя по сводкам, часть заброшенного подземного бункера.
Коулсон потянулся к гарнитуре, Старк проводил его руку глазами.
— Наташа, приём?
— Мы забрали твою девочку, Коулсон, — голос Вдовы звучал так чётко, как будто она находилась в соседней комнате.
— Спасибо. Вы отправляетесь во Флоренцию, я скидываю вам точные координаты.
— О, Италия, как это романтично, — усмехнулась Наташа. — То есть так точно, сэр. Только, пожалуйста, пошлите ещё один сигнал на приграничные посты, на нас тут очень косо смотрят.
— Проклятье, мы же уже предупреждали.
— Это Европа, Коулсон. Лучше предупредить всех по два раза.
— Хорошо. Будьте осторожны, по нашим соображениям, там вас может встретить лично Локи. Кларисса?
— Дядя? — голос Клариссы показался ему взволнованным, приглушённым — он почти увидел, как она приблизилась к приборной панели, хотя микрофоны передатчиков уловили бы её голос из любой части корабля.
— Мы засекли Лектера. Локи почему-то отпустил его, живым и невредимым, — Коулсону показалось, что племянница облегчённо выдохнула. — Сейчас он во Флоренции.
— Спасибо, — искренне сказала Кларисса.
Да, Коулсон вполне понимал, что идёт на риск. Никто не отправлял Клариссу на его поиски, она сама сделала это делом своей жизни. Никто не говорил, что она в безопасности. По большому счёту, именно ей надо было держаться как можно дальше от Лектера, но…
— Спасибо, — повторила она.
— Наташа, надо будет её высадить. Разберётесь на месте.
— Так точно.
— И передайте мои приветствия капитану Роджерсу, — не удержался Коулсон.
Тони, не отрывавший задумчивого взгляда от карты, устало потёр глаза и покачал головой.
— Вам что-то не нравится, мистер Старк?
— Ничего мне не нравится, — раздражённо отозвался тот. — Мне не нравится, что я торчу здесь, а не дома, мне не нравится, что вы не мисс Поттс, мне не нравится еда в вашей столовой и мне не нравится, как одевается Фьюри. Но в данный момент больше всего мне не нравится, что всё так просто. Локи выпускает человека, который побывал на его базе и, следовательно, является для него прямой угрозой. Локи базируется в подземном бункере с такой крышей, что и надпись «Локи здесь» не надо. Зная, что мы его ищем, что джеты уже в Европе. Вот это вот всё мне совсем не нравится.
— Он может и не знать, что наши люди уже там, — возразил Коулсон. — А насчёт человека — того, что я успел узнать о докторе Лектере, достаточно, чтобы не удивляться тому факту, что самый хитрый и ловкий из всех богов отпускает его на свободу.
Старк жестом показал, что умывает руки. Подумав, он бросил ещё один взгляд на карту и быстро пошёл к выходу.
— Мистер Старк, что вы задумали?
— Прогулку по самым романтичным местам Европы, — бросил через плечо Тони, одна рука которого была уже на запястье другой.
— У нас там достаточно людей!
Старк молча подошёл к двери. Коулсон чертыхнулся, крикнул, уже понимая, что это ничего не изменит:
— Мистер Старк, вы останетесь здесь, вы слышите?
— Заставьте меня, — улыбнулся от дверей Старк и вышел.
Коулсон со вздохом набрал номер Виктории.
— Флоренция? — привычно опустив приветствие, деловито поинтересовалась она.
— Да. Присмотри за ней, ладно?
— Не беспокойся, я с ней на связи. Прелестная, к слову, девушка.
Да. Прелестная.
У Коулсона не было детей — и, видимо, уже не будет — но Кларисса всегда была ему очень близка. Он часто замечал в ней свои знакомые черты. Кларисса обладала удивительным профессионализмом вкупе со способностью контролировать и абстрагироваться от своих эмоций, что было вдвойне полезно с учётом того, что Кларисса унаследовала от матери чрезвычайную психологическую восприимчивость и склонность увлекаться до смены всех координат. Коулсон искренне любил племянницу, и сейчас испытывал какую-то необъяснимую тревогу.
Лектер — демон, сумевший заговорить даже Локи.
Кларисса изучала его слишком долго, Кларисса знает его наизусть, значит ли это, что он знает Клариссу столь же хорошо?
Теперь в список волнений Коулсона между позициями «Бартон» и «весь мир» вклинилась Кларисса. Он понимал, что это отнюдь не характеризует его как профессионала. Ещё лучше он понимал, что даже со Старком что-то сделать легче, чем с его подсознанием.
Надо доложить обо всем директору, но сначала…
— Найдите мне мисс Джейн Фостер.

Италия,
Флоренция,
03:30

— Разберёшься? — спросила у Клариссы Наташа, высунувшись из люка джета. Та зябко куталась в своё пальто, походная сумка через плечо, собранные в хвост волосы. Ночь, окраина города…
— Может быть, дать тебе кого-нибудь из ребят?
— Нет, вы его спугнёте, — покачала головой Кларисса.
Наташа всмотрелась в покрасневшие глаза — те горели скрытым лихорадочным огнём. Они ведь с ней, наверно, ровесницы. Надо было бы уходить, но что-то держало.
— Как ты собираешься его искать?
— Он один, в чужом городе. Ему нужен транспорт или жильё, и ему в любом случае понадобятся наличные. И потом, мне кажется, что он сам меня найдёт.
— Наташа? — позвал изнутри Роджерс, та поморщилась.
— Удачи вам, мисс Старлинг.
— И вам, — эхом отозвалась Кларисса, поднимая ворот пальто.
Люк закрылся, Наташа вернулась мимо боевиков в рубку управления и привычно уселась в кресло второго пилота.
— Мы уже оповестили о своём присутствии всех, кого только можно, — покачал головой Стив, поднимая джет.
Наташа усмехнулась:
— Ну, мы и так не особо рассчитывали на добрый приём, верно? Парни, — сказала она по громкой связи. — Боевая готовность, до места тринадцать минут.
— Надо будет вернуться за ней.
— Если нам скажут — вернёмся.
— А если не скажут — оставим её наедине с маньяком?
— Стив, если тебя не убеждает тот факт, что она — агент ФБР, прими во внимание, что она — племянница Коулсона. Сделай выводы сам.
Роджерс, подумав, согласно кивнул и вывел джет на назначенный курс.
Освещённый яркими лучами прожектора ангар выглядел удивительно заброшенным для тайной военной базы под руководством существа внеземного происхождения.
— А это точно здесь?
— С нашей работой ни в чем нельзя быть уверенным, — Наташа отстегнулась, спрыгнула на пол и хлопнула в ладоши, поднимая ребят.
— Стой, ты куда? — обернулся Роджерс.
— Много вариантов, капитан?
— Надо их предупредить.
— Что? — Наташе показалось, что она ослышалась. — В каком смысле?
— По всем правилам, моральным и этическим…
— О господи.
— ...юридическим и уголовным, между прочим…
— Стив!
— …мы должны в первую очередь выдвинуть им ультиматум, — не сдавался честный Роджерс.
Наташа воздела руки к небу, потом тряхнула волосами и, крутанувшись, пошла в хвост джета.
— Если хочешь, выдвигай, а я пошла.
Роджерс потянулся к кнопке усиления, и Наташа, быстро заполняющая пустующие кобуры оружием, услышала его чистый голос уже снаружи:
— Сдавайтесь, вы окружены. При любом попытке сопротивления мы будем открывать огонь на поражение.
— Вот будет весело, если он говорит это мышам в пустом ангаре, — пробормотала Наташа, открывая люк. Впрочем, ещё веселее будет, если все спрятавшиеся там террористы вдруг массово решат сдаться.
Наташа жестом выгнала всех на улицу. Одиннадцать человек. Плюс она и Стив. Сколько может быть людей у Локи? Скольких он успел завербовать?
В любом случае, с ним Бартон. С Бартоном надо что-то делать.
Роджерс, вооружившись щитом и натянув на лицо маску, встал рядом с Наташей, задумчиво разглядывавшей ангар.
— Что-то они не спешат воспользоваться твоим приглашением.
— Значит, теперь у нас есть все права атаковать их.
Боевики ЩИТа, рассредоточившись, осторожно подходили к обоим входам, темневшим на фоне высвеченной прожектором стены.
— Если только они, услышав твой голос, не смотались по этому подземному бункеру на другую сторону Флоренции.
— И бросили бы всю технику? Вряд ли.
— Или взяли её с собой.
— Это затруднит их передвижение, мы их поймаем, не беспокойся. И потом, Локи — воин. Неужели он станет бежать?
Наташа закатила глаза.
— Смею тебя уверить, ваши представления о воинах весьма различаются.
Пара боевиков нырнула во входы, изнутри раздалась первая короткая очередь выстрелов. Наташа и Стив переглянулись и, не сговариваясь, побежали вперед.
Наташа давно пыталась отучиться от привычки считать количество людей, которых она ранила или убила. В этом плане она уже достигла некого результата — больше не вела общий пожизненный счёт, закончив его где-то на пятистах семидесяти, а каждую битву начинала заново. Сейчас, в общей сутолоке, в узких коридорах, при свете одних аварийных ламп, она успела дойти только до семи, когда вдруг оказалось, что больше драться не с кем. Отдуваясь, Наташа стояла в большом зале и с удивлением смотрела на мигающую аппаратуру — экраны, датчики, провода, антенны, как будто кто-то пытался собрать из всего этого гигантскую игрушку. «Портал» — вспомнила Наташа. Это не было похоже на портал, но, с другой стороны, не так много порталов она видела в своей жизни.
Посередине всего этого стоял Локи. Локи был спокоен как тысячелетний удав, Локи смотрел на Наташу прямым и открытым взглядом и держал руки поднятыми, с повёрнутыми к вошедшим ладонями.
— Сдавайся, — крикнул ему вставший у другого входа в зал Роджерс, перехватывая поудобнее щит, вдоль стены расположились боевики, держа Локи на прицеле.
— Что ж, похоже, больше мне ничего и не остаётся, — пожал плечами Локи.
«Даже не улыбнулся», — подумала Наташа. Он был слишком спокоен, и это не была апатия капитулирующего. Что это было с ним? Почему они вообще так легко проникли внутрь? Что-то было не так.
Кинув взгляд на Роджерса, Наташа поняла, что его точно ничего не смущало. Капитан, безоговорочно поверив Локи, кивнул и спокойно подошёл ближе, Вдова внутренне сжалась, предчувствуя подвох. С Локи станется напасть на него прямо так, под прицелом множества стволов. Однако тот с пугающей послушностью протянул вперед руки, на тонких белых запястьях защёлкнулись массивные наручники.
Подхватив Локи под руки, четверо спецназовцев потащили его к выходу, Роджерс подошёл к Наташе.
— Что делать с остальными?
— У меня пять трупов, двое ещё, кажется, были живы.
— Я убил только одного, — покачал головой кэп. — Остальным нужна срочная медицинская помощь.
— Ты настоящий джентльмен, — фыркнула Наташа.
— Зато ты не очень похожа на истинную леди. Мы не мясники, а защитники справедливости.
— Я русская, мне можно.
Перетащив раненых в джет, приказав многопрофильным боевикам оказать им первую медицинскую помощь и четыре раза перепроверив надёжность замков прикованного Локи, они связались с Коулсоном.
— Мы взяли Локи, сэр. Бартона с ним нет, сэр, — поспешно добавила Наташа.
— Жезл?
— При нём не было, наши ребята прочесали весь бункер, пусто.
— Проклятье… — Коулсон отдал в сторону какую-то команду, потом со вздохом вернулся на связь. — Ладно, оставьте там людей, Бартон всё ещё где-то в Европе, и его придётся искать. Сами везите Локи сюда.
— Что делать с аппаратурой? — спросила Наташа, пока Роджерс повернулся, чтобы приказать боевикам остаться дежурить на базе.
— Ничего. Я так понимаю, через полчаса туда же примчится Старк, тогда и будем разбираться.
— Через двадцать минут, — внезапно вклинился голос Тони. — Вы даже не представляете, как красива Атлантика ночью. Привет, детка, как дела?
— Отлично, — фыркнула Наташа, поднимая джет. — Я только что пленила скандинавского бога, а что сделал ты?
— Вообще-то я обращался к Стиву.
Роджерс выразительно закатил глаза и почти незаметно покраснел.
— Отставить, — сухо приказал Коулсон. — Мистер Старк, раз уж вы ослушались приказов…
— Да, да, я молчу.
— …то хотя бы не занимайте линию связи. Наташа?
— Я всё поняла, сэр, везём к вам. Что с Лектером, с Клариссой?
— …хотя вы не совсем вправе отдавать мне приказы, потому что я…
— Мистер Старк!
— Хорошо, хорошо. Я буду просто молчаливым летящим над волнами привидением.
— Лектер — не наше дело, а за Клариссой есть кому присмотреть.
— Слушаюсь, сэр.
Заложив петлю, джет развернулся в воздухе и помчался на запад.

Америка,
Нью-Джерси,
22:00

Тор обещал ей вернуться.
Это обещание не отпускало его ни днём, ни ночью. Он делал всё возможное, чтобы вернуться за ней, но… Он сколько угодно мог быть великим воином, любящим мужчиной и надёжным товарищем, теперь — после того, как Отец погрузился в Сон — он был Правителем. Правление подразумевало ответственность и обязанности. Тор всё время помнил о Джейн, её образ согревал его в минуты печали и поддерживал, когда, казалось, всё оборачивалось против него, и он стремился к ней всей душой, но… Но его связывали по рукам и ногам. Ему нужно было сделать одно. Потом сразу ему подсовывали что-то другое, потом третье, четвёртое, пятое…
В конце концов Тор понял, что проблемы никогда не закончатся, и, если он станет решать их все, он проведёт жизнь в точности как его отец. Нет, это прекрасный пример для подражания, даже с Локи отец сумел справиться, хотя растил его как сына. Тор был ему искренне благодарен — если бы Локи не томился в бесконечных подвалах Асгарда, одной проблемой было бы больше, и очень немаленькой проблемой.
Тор плохо понимал всю эту разницу во времени и боялся представить, сколько уже прошло там, на Земле, сколько Джейн его ждёт. В том, что она его ждёт, он не сомневался — он это чувствовал всей своей влюблённой душой.
Но сейчас, сейчас что-то случилось. Сейчас его тоска стала сильнее, и он вдруг впервые почувствовал что-то странное — не просто любовь и заботу, но и искреннюю тревогу, как будто Джейн была в опасности. Он чувствовал, что в Мидгарде что-то происходит, и не мог оставить это без внимания.
Оказалось, что, если гаркнуть на советников со всей силы своих лёгких, те отстают куда быстрее, чем если пытаться доказать им, что в данный момент у него, у Тора, несколько другие планы, и реконструкция правого флигеля королевского дворца его не очень занимает, равно как и приветствие на Солнечном Карнавале. Оказалось, что если в разговоре с Хеймдаллем прибегнуть к строго противоположному способу — для того, Вечность и Спокойствие во плоти, Тор по-прежнему был шальным вспыльчивым мальчишкой, а не Великим Правителем Асгарда — то результат будет не менее впечатляющим. Да и для самого Тора его разрешение было скорее привычкой — теперь путешествие в Мидгард входило в его полномочия.
Спуститься в Мидгард оказалось так просто по сравнению с тем, что представлял себе после разрушения Радужного Моста Тор, что он невольно стал корить себя, что не вернулся раньше. Он постарался приземлиться возле дома, куда Джейн привезла его тогда, где хранились её записи, книги и приборы, и он почти попал — пришлось пройти пешком всего час по ночной трассе, смущая редкие машины своим видом. Он мог бы долететь туда гораздо быстрее, но ему доставляла удовольствие спокойная прогулка по этому брошенному миру — нагретый за день ветер приятно обдувал открытые доспехами части тела и откидывал назад волосы.
Этот маленький городок всё ещё был на месте, фонари уютно освещали мостовые и припаркованные машины, в окнах горел свет. В воздухе почему-то пахло душистыми яблоками. Тор подошёл к знакомому дому и почувствовал, как его сердце забилось быстрее. Нет, большие окна не горят, снаружи не рассмотреть, что внутри. Если Джейн там, значит, совсем скоро он сможет обнять её, прикоснуться к ней…
Он поспешил к дверям, но внезапно наткнулся на какого-то странного человека, сидящего на пороге. У человека были длинные волосы, разноцветный берет, вытянутая рубашка и мятые джинсы, он сидел, скрючившись, и разглядывал свои босые ноги.
— Посторонись, друг, — вежливо попросил Тор, когда человек поднял на него блестящий в уличном освещении взгляд.
Человек окинул его внимательным взглядом и покачал головой:
— Когда мне сказали, что я вас узнаю, я не думал, что всё будет настолько наглядно.
Тор ничего не понял и предпринял ещё одну попытку прорваться внутрь, эта неопрятная преграда на пути к его любви весьма раздражала.
— Подождите, мистер Одинсон, — человек встал, вытащил из кармана какой-то прибор и стал тыкать в него пальцем. Подумав, что это может быть какое-то хитроумное оружие, Тор сжал в руке Мьёльнир.
— Откуда ты знаешь моё имя?
— Успокойтесь, пожалуйста. Меня зовут агент Снайпс, я из ЩИТа, если это вам о чем-то скажет, а сейчас я хочу, чтобы вы послушали вот это, — неведомый агент Снайпс сунул прибор ему к уху, Тор неловко взял его, мысленно готовясь к любым неожиданностям.
Из прибора вдруг донёсся давно забытый голос:
— Мистер Одинсон?
— Сын Коула? — изумился Тор, отнимая прибор от головы и смотря на него неверящим взглядом.
— Приятно, что вы меня узнали, — польщённо отозвался Коулсон. — Простите, у нас не так много времени. Я знаю, что вы ищите Джейн Фостер. На нашей планете возникла небольшая… проблема, и мы решили, что лучше будет спрятать её.
— Где она? Что с ней? — забеспокоился Тор.
— Не волнуйтесь, она в надёжном месте, с ней наши люди, ей ничего не угрожает, насколько может сейчас ничего не угрожать любому человеку на Земле… Видите ли, мистер Одинсон, у нас объявился Локи.
Тору показалось, что земля уходит у него из-под ног.
— …мистер Одинсон?
— Да, да, я здесь. Послушайте, когда это было?
— Около трёх суток назад. Он телепортировался с помощью Тессеракта, уничтожил одну из баз ЩИТа, забрал лучших людей и стал совершать разбойные нападения.
Тор выглядел так, что агент Снайпс, доходящий богу грома от силы по плечо, боязливо отступил на ступеньку повыше.
— Нет, сын Коула, что-то не так. Как мог объявиться у вас Локи, если его давно уже мой отец поймал и заточил в подземелья Асгарда? Я клянусь громом и молнией, что в тот момент, как я покидал свой дом, он всё ещё находился там, под самой надёжной охраной!
— Мистер Одинсон, вероятнее всего, дело во временных петлях, — мягко сказал Коулсон. — Наши миры находятся не в одном пространстве…
— Я не понимаю.
— Если вам будет от этого легче — я тоже пока мало что понимаю, и никто из нас не понимает всё в полной мере. Возможно, нам могла бы помочь мисс Фостер, о чем мы её обязательно попросим, но сейчас, мистер Одинсон, вы нужны нам здесь. Локи на нашей планете, Локи убивает наших людей, Локи готовит какое-то вторжение, а мы все здесь — просто люди рядом с ним. Против одного бога нам нужен другой бог.
Тор поднял голову и посмотрел на вечернее небо — на западе догорает заря, ясные звезды уже рассыпались по чёрному небосводу, над горой зависла почти полная молочно-белая луна. Дом далеко, дом опять так далеко. Это он привёл на эту планету Локи тогда, в первый раз, и никто, кроме него, не может помочь.
— Я понял, сын Коула. Что мне делать?
— Прежде всего — добраться до авианосца. Дорогу вам объяснит агент Снайпс. И передайте ему, что, если ему действительно удастся это сделать, он может брать отпуск на ближайший месяц.
Тор посмотрел на длинноволосого Снайпса, тот застенчиво улыбнулся.

Вертолёт-авианосец ЩИТа,
недалеко от побережья Нью-Йорка,
22:34

— Коулсон?
«Коулсон», «Коулсон», «Коулсон». Коулсон уже ненавидел своё имя.
А особенно Коулсон ненавидел его из уст Тони Старка.
— Я сейчас на этой вашей флорентийской базе. Так вот — это туфта.
— Что? — устало переспросил Коулсон.
— База, Локи, техника, ау? Флоренция? Италия? Европа?
— Я понимаю, о чем вы говорите, мистер Старк, я надеялся добиться более распространённого определения «туфты».
— Вот тебе более распространённое определение — это не база, это чёрт знает что. Все эти приборы яйца выеденного не стоят, и тут нет ничего из того, что было в твоём списке. Следов иридия больше нет, его увезли отсюда. Это пустышка, понимаешь? Кто-то даже не очень старался сделать её убедительной, однако на наших бравых агентов подействовало. Сколько у него, по вашим прикидкам, было людей? Сорок? Пятьдесят? Больше? Наташу и Роджерса встретили пятнадцать.
Коулсон мысленно выругался.
— Ты же понимаешь, что это значит, Коулсон?
— Это значит, что Локи всё сделал для того, чтобы мы его поймали. Это значит, что Бартон вместе с основной техникой и жезлом где-то в другом месте. Это значит, что мы опять пролетели. Но, по крайней мере, мы поймали Локи.
— С учётом того, что Локи, как там, «всё сделал для того, чтобы мы его поймали», я бы этому не радовался.
— Возвращайтесь на базу, мистер Старк.
— Нет уж, я лучше ещё подежурю здесь. Кого вы собираетесь бросать на Бартона, если он объявится, своих дежурных мартышек? Он перестреляет их за пять секунд, не открывая глаз.
Резонно, — подумал Коулсон. А потом Коулсон подумал, что он, наверно, стареет, если не понял всего этого сразу.
А может быть он просто устал.
Господи, как же он устал.

@темы: творчество своё, Боженятко и Ко., Own Personal Handler, House of BowTie, Шлюхоптица, Отменяем апокалипсис, объявляем патихард, Black passion, Hannibal the Cannibal

---

Ибо деанон - 2

Название: Монстр
Автор:  Йож во фраке (для  fandom Hannibal 2013)
Размер: 2347 слов
Задание: кроссовер с  fandom The X-files 2013
Персонажи: Кларисса Старлинг, Ганнибал Лектер, Уолтер Скиннер
Категория: джен
Жанр: кроссовер с "Секретными материалами". Nuff said.
Рейтинг: R
Краткое содержание: Люди, называвшие Ганнибала монстром, даже не представляли, насколько они были близки к истине...
Примечание/Предупреждения: каннибализм; нечеловеческая анатомия. Основывалось на факте, что образ Даны Скалли списывали с Клариссы Старлинг.

Мысль «Ты должна была знать» сопровождала Клариссу всю её жизнь. Эта фраза была её незримым стражем, незаживающим рубцом, постоянным напоминанием о том, что она могла сработать лучше. Догадаться быстрее. Действовать эффективнее. Вопреки всеобщему уверению, что учиться надо на своих ошибках, что главное — уметь делать выводы и не повторять похожих промахов в будущем, Кларисса твёрдо верила, что их и так можно избежать.
Кларисса верила, что человеческий мозг — совершенный механизм, способный предугадать любые варианты развития событий, просчитать любые вероятности, свести все положительные и отрицательные стороны каждого возможного пути и выявить возможные ошибки ещё на стадии предположений. Если очень постараться, если прокачать, как мускулы, фантазию, если, ломая себя, через неприязнь и отвращение раздвинуть границы сознания, всё будет получаться с первого раза, не будет никаких досадных оплошностей, непониманий и неловких моментов.
Каждый раз, когда она сталкивалась с последствиями ошибок в своих вычислениях, она выносила себе безжалостный приговор «Ты должна была знать».
Ты должна была догадаться.
Одержимый маньяк держал девочек не в песчаном карьере за чертой города, а на простаивающем бетонном заводе в ангаре с тоннами песка. По твоей наводке оперативники выехали не туда и опоздали — запертых в закопанной бочке девочек завалило песком. Ты должна была догадаться.
Взявший в заложники тридцать два человек террорист-шизофреник не будет убивать по человеку в час, как он заявил, он убьёт всех сразу, одного за другим, не успокоившись, пока не размозжит голову последнему, а потом будет блефовать. Ты должна была догадаться.
Доктор Лектер сбежал, воспользовавшись одеждой и содранным лицом одного из своих охранников. Ты должна была догадаться.
Но сейчас, сидя за массивным чёрным столом, чувствуя затянутой в капрон щиколоткой холод ножки стула, вцепившись пальцами в положенную перед ней папку, Кларисса впервые в жизни пыталась возразить привычному внутреннему судье.
Уж этого-то она никак не могла знать. До этого она не догадалась бы даже будь она чёртовым Шерлоком Холмсом, потому что посмотрела бы она на Шерлока, которому в самых высших кругах по большому секрету рассказали, что на самом деле профессор Мориарти — тысячелетний бессмертный вампир, например.
Отлепившись взглядом от прикреплённой в правом верхнем углу дела фотографии Лектера, Кларисса посмотрела на сидящего напротив человека. В лучших традициях кинематографических штампов, настольная лампа освещала его по шею — руки в веснушках, идеальные манжеты, бордовый галстук — а вместо головы был только чёрный силуэт и огонёк тлеющей сигареты.
Клариссе показалось, что она провалилась в фильм-нуар про Нью-Йорк шестидесятых. Маленький кабинет, жалюзи на окнах, снаружи неизменный мягкий снег, а этому человеку не хватает бежевого пальто и шляпы. И хрипловатого голоса Нины Симон на фоне.
Она ещё раз опустила взгляд на бумаги и перечитала первую страницу, синие буквы рассеивались на белом фоне и не желали обретать единый смысл.
— Мне очень хочется спросить что-нибудь вроде «это шутка такая, да?», но, я так понимаю, сейчас не время и не место? — нарушила она затянувшееся молчание, чувствуя себя последней идиоткой.
Во что вам было бы легче поверить — в то, что всё, что вы знали о жизни до этого, не стоит и ломаного гроша, или в то, что кто-то пытается непонятно зачем надуть вас на самом высочайшем уровне?
Человек вынул сигарету изо рта и со вздохом наклонился вперёд, облокачиваясь на стол — тёплый жёлтый свет лампы обрисовал выбритый череп, круглые очки в тонкой оправе, умные карие глаза.
— Агент Старлинг, я понимаю ваше недоумение, однако вам придётся мне поверить. Теперь вы понимаете, почему я попросил о вашем переводе в наш отдел.
— Но почему только сейчас? В смысле… — Кларисса снова отложила папку, сцепила перед собой пальцы, попыталась причесать разбредающиеся мысли. — Если предположить, что…
— Что вы мне поверили, — подсказал человек.
— …тогда получается, что его вели сразу два отдела ФБР? Два параллельных расследования, и никто не делился информацией? Просто это… — она опять пролистнула содержимое папки, с досадой отметив, что пальцы слега вздрагивают и не слушаются, — здесь очень много данных, здесь то, что я вижу в первый раз, здесь то, о чём явно не знает агент Кроуфорд — и это даже если убрать отсюда всё, что… отвечает специфике вашего отдела. Возможно, если бы у меня были эти данные, я могла бы…
— Поймать его? Предотвратить преступления? Предотвратить побег? Предсказать его дальнейшие действия? Агент Старлинг, поймите — я хочу, чтобы это и было вашей основной целью. Всё, что находится здесь, — он кивнул на папку, — остаётся в вашем полном распоряжении. Наравне с ещё несколькими знающими людьми, которые будут вам помогать, и человеком, которого назначат вашим напарником.
Кларисса, профессионализм которой всё-таки перевесил скепсис, уже жадно скользила глазами по неизвестным ей данным, при слове «напарник» вскинулась.
— Нет! Нет, простите, я не привыкла работать с кем-то. Я понимаю, в чём суть, я знаю, на что рассчитывают в случае привлечения к расследованию двух или более людей, но в моем случае работа в одиночестве всегда приносила более продуктивные результаты.
— Агент Старлинг, — под внешней мягкостью голоса ясно прозвучало напоминание о субординации и иерархии. — Позвольте мне ещё раз прояснить для вас этот момент. Ваш подопечный сбежал, и если вы останетесь в вашем отделе, вам вряд ли разрешат продолжить его поиски, потому что теперь на международном уровне им занимаются уже совсем другие люди. Кроме того, я лично поспособствую тому, чтобы его дело окончательно перешло в наш отдел, потому что нам не нужна огласка. Я же предоставляю вам возможность дальше заниматься поисками Ганнибала Лектера, более того, я даю вам доступ к информации, которой вы не располагали ранее, и давайте по-честному, я только что перевернул ваше представление о мироздании, верно? Я понимаю, что пока ваши мысли больше заняты доктором, но поверьте, если вы чуть больше вникните в «специфику нашего отдела», вы ещё не скоро сможете заснуть. Взамен я прошу у вас совсем немногого — подчиняться правилам, которые в моём отделе устанавливаю я.
Кларисса сглотнула. На секунду ей показалось, что она потеряла ориентацию в пространстве и во времени, что она проваливается, растягивается, разваливается и рассеивается в этом прокуренном воздухе, проползает между полосками жалюзи и выплывает на морозный воздух.
С белой бумаги на неё пристально смотрел Ганнибал.
Люди называют его монстром. Забавно, эти люди даже приблизительно не представляют, насколько они правы.
Как ты могла знать, что человек, за которым ты охотилась — вовсе не человек? Что он даже не относится к homo sapiens, что каннибализм — не болезнь и не причуда, а физиологическая потребность? Что его анатомия столь разительно отличается от той, которую она учила на уроках биологии, что убить его привычными человечеству способами практически нереально?
Нет, серьёзно.
Его держали в клетке, его осматривали доктора, каким образом всё это получилось скрыть, что за бред?
Кларисса не знала, сколько времени она уже молчит, сколько времени прошло с того момента, как она впервые вошла в этот кабинет, сколько времени она просидела на этом стуле и почему ножка стула до сих пор холодит затянутую капроном лодыжку. Материальность знакомого ей мира старательно выдавливала из сознания застенчивые подозрения: «А вдруг всё-таки правда?..»
В какой-то момент человек, понимающий, не подгоняющий, деликатный, но всё равно очень внушительный, отмер и с лёгким вздохом открыл стоящий перед ним ноутбук, заслонившись чёрной плоской крышкой с меткой логотипа.
— Я хочу вам кое-что показать, — он пробежался пальцами по клавиатуре и повернул ноутбук к Клариссе.
Та увидела стоп-кадр из видео, которое она видела уже тысячу раз, которое она изучила покадрово, которое она разложила на атомы и записала на подкорку так, что могла проиграть его у себя в голове в любой момент: Ганнибала Лектера приковывали к столу, стоящая рядом медсестра проверяла шприц на свет. Она знала эту запись так хорошо, что могла предугадать все пробегающие по сине-белой записи дежурной камеры полосы статических помех.
Кларисса подавила внезапный приступ раздражения.
— Простите, но я…
— Я знаю, что вы изучали это видео, не могли не изучать. Сделайте мне одолжение, мисс Старлинг, посмотрите его ещё раз.
Кларисса кинула на него быстрый взгляд — очки ловят блики света, в пальцах медленно тлеет сигарета. Вздохнув, она протянула руку и ударила по пробелу.
В левом нижнем углу стартовали цифры хронометража. Это просто трата времени, — думала Кларисса, отстранённо следя за происходящим на экране. На этой записи не может быть ничего нового, она знала её лучше, чем запись собственного выступления на выпускном, а ведь в течение пары лет не проходило ни дня, когда мама не включала бы…
Тут мысли Клариссы оборвались, как обрывается неловко повисшая в воздухе фраза, как обрывается внезапным обвалом казавшаяся такой хорошей дорога, а чья-то жизнь обрывается от одного-единственного меткого выстрела. В тот самый роковой момент, когда на привычном ей видео Лектер бросался вверх и впивался зубами в лицо несчастной медсестры, Кларисса увидела щупальца.
Щупальца медленно и плавно выползали откуда-то из-под прикованного Ганнибала, и цвет их нельзя было рассмотреть на сине-белой записи дежурной камеры с полосами статических помех, но они явно были темными.
Кларисса зажмурила глаза до поплывших по внутренней стороне век кругов, потом открыла, но щупальца никуда не делись. Ни о чём не подозревающая медсестра ставила ему укол, а щупальца — тонкие тёмные змеи — нависли над ней, как какие-то тропические ядовитые лианы.
Слово «щупальца» металось в голове у Клариссы, царапая мозг, сдирая кожу, выпуская в подкорку кислоту.
Щупальца.
Щупальца.
Сжатая медсестра билась как пойманная рыба, голова металась из стороны в сторону, волосы взлохматились. Белая шапочка сиротливо лежала на полу. Щупальца — сколько их, господи? — стянули её так, что, казалось, сейчас сломается грудная клетка. Медсестра билась в полной тишине, и Кларисса не могла понять, то ли звука нет на записи, то он просто не долетает до её сознания.
Потом щупальца плавно подплыли к Лектеру и наклонили её совсем близко. Ещё ближе. Лицом к лицу.
Нет, он не бросился вверх, стремясь достать зубами до чужого лица. Он просто поднёс её ближе и стал есть. Медленно. Спокойно. Вгрызаться зубами в нос. В рот. В губы. Не обращая ни малейшего внимания на судорожно дёргающееся тело и свисающие вниз волосы.
Это не было внезапное нападение, это был медитативный обед. Закуска. Деликатес.
Дверь в левом верхнем углу экрана распахнулась, словно выбитая ногой, в комнату ворвались люди, и это она уже видела — охрана, доктора, медсестры. Люди с оружием и дубинками. На полу билась то ли в судорогах, то ли в истерике изуродованная медсестра, кровь разлеталась каплями по белому кафелю. На финальном стоп-кадре окровавленный доктор Лектер довольно улыбался, смотря в потолок.
Кларисса сидела молча и пыталась понять, что она только что увидела.
Кларисса сидела молча и пыталась понять, нормально ли это, что глава секретного отдела ФБР спекулирует такими дешёвками.
Кларисса сидела молча и пыталась понять хоть что-нибудь.
— Предупреждая ваши подозрения, скажу, что это настоящее видео, — человек закрыл ноутбук и отложил его в сторону. — То, которое видели вы — подделка, мы не могли допустить, чтобы оно попало не в те руки. Кадры из того ролика разлетелись по всему миру, каждая уважающая себя газета разродилась статьёй про «монстра» с сопровождением фотографии откусанного носа. Именно тогда мы впервые обратили на него внимание.
У Клариссы вырывался нервный смешок. Неведомое существо из космоса размахивает щупальцами в медицинском отсеке психиатрической лечебницы в центре США, а они только «обратили на него внимание».
Она могла бы потребовать дать ей провести экспертизу этой плёнки самостоятельно или привлечь независимых экспертов, но что-то уже подсказывало ей, что она действительно окажется настоящей.
— Если… — она чуть не закашлялась, в горле почему-то першило. «Если это правда»? «Если вы не спятили»? «Если я не спятила»? — Если вы ещё не получили моего ответа, и официально меня ещё не перевели, почему вы всё это мне показываете?
— Потому ваш ответ зависит именно от этого. Всё просто. Агент Старлинг, мы же оба знаем, что даже если вы сейчас скажете «нет» или «это бред», или «разводите кого-нибудь другого», вы всё равно вернётесь. Вернётесь рано или поздно — когда вы будете столь одержимы его поисками, что вас отстранят от расследования, или когда вы продолжите самостоятельный розыск, и это пойдёт во вред вашей работе, вашему здоровью, вашей жизни, и вас, возможно, выгонят из ФБР, если вы не успеете натворить ничего такого, за что вас можно было бы посадить.
Человек сидел ровно, смотрел ей прямо в глаза, убедительно, спокойно, открыто, очень профессионально.
— Зачем же тратить столько времени? У нас с вами одни цели. Мы нужны вам, а вы нужны нам.
— Зачем, если вы и так знаете о нём больше меня?
— Потому что вы работали с ним, вы знаете его лучше, чем все те люди, которые собирали лежащую перед вами информацию. Вы сроднились с ним, если вы позволите это так выразить, вы чувствуете его лучше, чем кто бы то ни было ещё, а он, не обижайтесь, по непонятным нам причинам увлёкся вами. Если кто-то на этой планете и может поймать существо, взявшее себе имя доктора Ганнибала Лектера, то это вы.
«Существо».
«Монстр».
Ты могла хотя бы догадаться, что он слишком хорош для человека. Что он сам похож на Космос.
Кларисса закрыла глаза, задержала дыхание и досчитала до десяти.
— Хорошо, — наконец выдохнула она.
Произнося это, она почти услышала, как визжат на повороте колеса её жизни.
Человек позволил себе сдержанную улыбку и откинулся на спинку мягкого кожаного кресла.
— Я знал, что вы согласитесь. Вы слишком хороший агент. Несколько замечаний перед тем, как я встану и лично провожу вас в предназначенный вам кабинет.
«У тебя не было ни малейших шансов», — мысленно усмехнулась Кларисса, руки машинально прижали папку к груди. Теперь у неё были все права на её содержимое.
— Вам предоставят экспертов с соответствующей техникой, оружие и транспорт. Отчитываться вы будете лично мне, и не беспокойтесь, я своих не бросаю. Работа в парах благодаря специфике нашего отдела является несколько менее чем обязательной, но работать в одиночку, боюсь, вам никто не даст. Я могу только надеяться, что вы подружитесь со своим напарником. При его подборе будут учтены все ваши пожелания, мы постараемся найти максимально психологически совместимого человека. Я не удивлюсь, если это окажется кто-то из ваших знакомых или бывших коллег.
Кларисса криво улыбнулась и сделала неопределённое движение плечами. В конце концов, с этим можно смириться.
Если уж ты смирилась с тем, что Лектер — заброшенный на Землю инопланетянин, смириться с напарником — плёвое дело.
— И ещё одно. Я боюсь, вам придётся взять новое имя.
— Дайте угадаю, агент Джей? Агент Кей? Какие буквы у вас ещё не заняты?
Человек подавил улыбку и посмотрел на Клариссу поверх очков.
— Подумайте над этим и сообщите мне, чтобы мы могли сделать вам новые документы.
Кларисса встала и одёрнула юбку, не отнимая папку от груди.
— Если честно, мистер Скиннер, я не могу сказать, что я во всё это поверила, но я готова попытаться. Вы предоставляете мне возможность ловить Лектера, я предоставляю вам всё, чем располагаю сама. Посмотрим, что из этого выйдет.
Понимающе кивнув, Уолтер Скиннер поднялся и сделал приглашающий жест в сторону выхода.
Уже в дверях Кларисса задержалась и обернулась к идущему за ней Скиннеру.
— И насчёт имени — я уже подумала. Скалли. Дана Скалли. Можете делать мне новые документы.

@темы: творчество своё, Hannibal the Cannibal

---

Ибо деанон.

Название: The First Rule of Will Graham
Автор:  Йож во фраке (для  fandom Hannibal 2013)
Размер: 6108 слов.
Фандом: Ганнибал, кроссовер с Бойцовским Клубом, ибо Нортон.
Пейринг: Фрэнсис Долархайд/Нортон!Грэм
Категория: слэш
Жанр: ангст, даркфик, POV;
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: когда ты брошен всем миром и сходишь с ума от бессонницы и одиночества, тебе нужна помощь. К Уиллу Грэму помощь приходит оттуда, откуда он её ждал меньше всего, и в таком виде, что смерть была бы куда легче.
Примечание/Предупреждения: насилие и прогрессирующая шизофрения.

Фрэнсис Долархайд был никем. Оболочка без человека. Пустое место, по недоразумению занимающее пространство во Вселенной.

Он сам это знал, знал с самого начала. Он знал, что его не существует, и немудрено, что всё закончилось именно так — а как бы чувствовал себя ты, если бы понял, что тебя-не-существует? Есть люди вокруг. Есть твои родители, по крайней мере, были. Есть бабушка. Есть стены старого дома. Есть камин и ковры, есть пыль в ковре, есть мелкие копошащиеся в этой пыли насекомые, есть бьющаяся в закрытое окно муха, есть каждая книга, каждая страница, каждая буква в этих книгах,
а тебя - нет?

Ты убил его, Уилл. Ты помнишь это?

Нет, ты помнишь, что тебе не удалось даже ранить его, что убила его твоя жена. Ты это точно помнишь, всё ведь было именно так. Вспоминай. Молли прибежала из дома с криками, говорила, что звонит Кроуфорд, из Вашингтона. Что у него что-то срочное. Ты кинулся в дом, так? Ты хотел высказать ему всё, что думаешь про него, про всю его проклятую контору, и про весь проклятый Вашингтон вместе со всеми проклятыми штатами. Ты бежал, а кустарники цеплялись за ноги, мешая идти, и что там было? Шипение. Тебя отвлекло шипение, а потом ты увидел прицел и жёлтые глаза Долархайда прямо напротив.

От чего было это шипение? Было ли оно вообще?

Вспоминай, Уилл. Выуживай из покрывшейся пылью памяти потрескавшиеся от времени кадры, раскладывай их перед собой, как ты любил делать, когда работал на ФБР. Картинка за картинкой.

Смазанные движения. Это ведь было с тобой, ты помнишь?

Ты выбил пистолет, но он успел выстрелить. Дальше была боль. Боль от пули, разрывающая грудь изнутри, потом песок и жёсткая высохшая трава, на которую ты упал спиной, а потом он прыгнул сверху, просто прыгнул, ублюдок, обеими ногами, башмаками на грудь. Что-то трещало, помнишь? Ты орал от боли, и всё равно слышал треск своих рёбер
трещины по костям
острые осколки
кровь
паника. Захлёстывающая с головой паника, возведённый в абсолют инстинкт выживания, твердящий «дыши, дыши, дыши».

Ты ещё видел его жёлтые хищные пустые глаза, когда он вспарывал ножом твоё лицо, и ты же помнишь, тебя тогда поразила одна, очень чёткая мысль. Не о смерти. Не о боли. О том, что это уже не поправить. Это не царапина и не шрам, не ножевое в живот, с этим не справятся никакие хирурги. Он так отчаянно замахнулся, в его ударе было столько силы, столько злости — за всё, что ему пришлось терпеть от тебя, от них и от всего мира. Он не видел тебя, Уилл. Тебя тогда не существовало, так же, как и его. Два пустых места, заполненных алой болью. Удар, глубже, сильнее. Ты чувствуешь, как лезвие рассекает кожу, мясо, мышцы лица, как оно проникает в челюсть, и ты чувствуешь его языком
захлёбываясь
давясь своей кровью
глотаешь
глотаешь
на одних рефлексах, кажется, бесконечное количество, литры, галлоны своей крови.

Ты даже не думал, что это конец, потому что смотрел в его воспалённые глаза — одним глазом, двумя? — и понимал, что не может быть конца у того, что никогда не начиналось. Ничего ведь и не было, да?

Вспоминай, Уилл.

Он закричал от боли и отшатнулся от тебя, хватаясь за щёку пальцами — крючок, его поймала на крючок Молли. Она всегда так хорошо управлялась с удочками, она стояла где-то сзади и тянула на себя, дёргала, рвала, так забавно — она оставила ему ту же рану, что и он оставил тебе. Ты лежал, помнишь, лежал, раскинув руки, потому что он был прямо сверху, и кровь из его изуродованного лица полилась на твоё изуродованное лицо, и ты помнишь, Уилл, ты это помнишь — ты глотал, водил языком по зубам, по губам, и совал язык в дырку в щеке, помнишь, эта дырка в щеке, куда мог бы пролезть целый ствол, если бы кто-то захотел его туда запихнуть?

Кажется, боли уже тогда не было. Боль вернулась потом, когда ты бежал к дому, поскальзываясь заплетающимися ногами, держась рукой за раненую грудь, опять кровь, везде кровь, и алое марево перед глазами, да, всё-таки ты видел ещё двумя глазами. У крови Долархайда был другой вкус, не такой, как у твоей. Она была более солёной. И более горячей. Да, она была просто обжигающей, как будто только что кипела и пузырилась на том адовом огне, который горел внутри у него всё время, который полыхал в его глазах и делал его прикосновения парализующими.

Вспоминай, Уилл, ты бежал, пока не забыл, где находится небо, где находится земля, и как по ней бежать, и что такое «бежать», пока ты не забыл своё имя и не осталось больше ничего, кроме твоей боли.
Вспоминай, Уилл, как ты умирал, с кровью Долархайда на губах, с его прощальным приветом, рассёкшим твоё лицо. Как ты распадался на мельчайшие атомы, и окровавленные пальцы скребли по твёрдому песку, потому что агонизирующее тело всё ещё пыталось жить
уйти
уползти
спрятаться
забыть
проснуться.
Ты помнишь, как метались в этой абсолютной темноте фигуры, которые каркали что-то на незнакомом языке и упорно тащили тебя куда-то, а тебе нужно было только одного — чтобы тебя оставили в покое, потому что не они должны были унести тебя от смерти, а ты сам должен был от неё уйти, а если не получилось у тебя — они ничем не помогут и ПОШЛИ ВЫ ВСЕ К ЧЁРТУ.
К ЧЁРТУ.
— Уилл!
Ты помнишь, да? Это была Молли. Она плакала. И Уилли. Он тоже плакал, они оба плакали, обнявшись, смотря вслед носилкам. И эти мечущиеся фигуры, от которых стало тошнить. И от Молли. И от Уилли. И от их слез. И от себя самого.
В твоём желудке было столько крови, ты пропитался ей изнутри и снаружи, ты бы кричал, если бы мог, ты бы, наверно, плакал или бился в судорогах.
Вместо Молли и Уилли и неба и машины и респираторной маски ты видел жёлтые глаза.
Вспоминай, Уилл.

Ты же помнишь, как к тебе приходили в больницу, когда ты лежал, прикованный, беспомощный, замотанный по уши. Ты думал, что у тебя остался один глаз, тебе хотелось выколоть и его, чтобы не видеть их. Не видеть ничего. Твоя жизнь подошла к такому логичному завершению, к такому страшному, кровавому и красивому завершению, а им зачем-то понадобилось её продолжать. Ты помнишь, как боль стала твоим вторым «я», ты свыкся с ней
приручил её
подружился с ней
полюбил её.
Боль — это сила. Красота — это уродство. А ты, Уилл, никто и всё сразу.
Вспоминай, как Кроуфорд, невыносимый Кроуфорд рассказывал тебе про то, как Молли всадила в Долархайда пули, как она разрядила ему прямо в лицо всю обойму, выстрел за выстрелом, недрогнувшей рукой превращая его в кровавое месиво. Он рассказывал про то, как храбро она защищала его, Уилла, и своего сына, Уилли, это же твой наречённый сын, ты помнишь? Она, такая хрупкая, такая красивая, такая похудевшая, была вся в крови, волосы в крови, руки в крови, подумать только, как может из одного человека вылиться столько крови, что весь пляж и весь дом потом выглядели так, словно здесь забили целое стадо коров? Эти красные полосы на стенах, на полу, на ковре. Эти отпечатки.
Сколько потом на это извели чистящих средств, интересно.
Сколько часов отмывалась Молли. Скребла свои нежные руки всем, что нашла, скребла губками, мочалками, щётками и пемзой, до царапин, до крови.
До своей крови.
Он рассказывал, а ты мог только смотреть на застрявший у него в зубах кусочек шпината и шевелить ресницами и немного — пальцами. Всё. Вот во что ты превратился, агент Уилл Грэм. Ты не можешь ни слова сказать своей жене, эта женщина ведь твоя жена, ты же помнишь?
Она убила Фрэнсиса Долархайда. Ты даже не ранил его, ты не смог даже ударить его, ты лежал и глотал свою кровь, чувствуя, как она течёт вниз по горлу, и от этого вкуса всё внутри сводило судорогой.
Это она убила, ты же помнишь.
Так почему же, Уилл, почему тебе кажется, что это ты убил его? Ты выслеживал его долго и старательно, как настоящий охотник, шёл по следам, вынюхивал, высматривал, и может ли такое быть, что тебе просто не хочется отдавать свою добычу кому-то другому? Молли?
Да Молли же ни черта не знала.
Молли не знала ни черта про Фрэнсиса Долархайда, Красного Дракона, маньяка, убийцу, а ты знал про него всё, и ты до сих пор знаешь. Ты знаешь про его детство, про его юность, про его борьбу, ты помнишь каждую его мысль, каждое его письмо Лектеру, каждое его слово, сказанное бабушке, сказанное картине, мисс Джейкоби, Фредди Лаундс, Рибе, сотрудникам в мастерской, работникам зоопарка и тебе. Тебе он сказал больше всего, хотя никогда не разговаривал с тобой.
Это твоя особенность и твоё проклятье — ты умеешь чувствовать, и у тебя хорошая память. Всё так просто. Такие простые составляющие диагноза, который извратил всю твою жизнь. Ты до сих пор помнишь его, всего, от макушки до пяток, до самого тайного дна в его сложной несуществующей душе. Ты до сих пор ощущаешь его так чётко, как будто он совсем рядом.
Как будто он — это ты.

Бармен в ночном клубе приветливо кивает головой в зелёной бейсболке. У него пирсинг на губе и на брови, парню нет и двадцати. Высокий, скуластый, на худой шее болтаются наушники.
— Опять не спится?
— Я уже не помню, когда последний раз высыпался, — криво усмехаюсь я, залезая на высокий барный стул на привычное место — в углу стойки, спиной к стенке, лицом к залу и всем людям. Музыка словно бьётся в черепную коробку изнутри, ударные пульсируют где-то глубоко в животе, от этого тепло и немного щекотно.
Я прячу щеку в тени, и не потому, что стесняюсь своего уродства. Это было, да, первое время. Когда сняли бинты, и доктор-хирург с такой доброй улыбкой и такими ухоженными волосами развёл руками, заверяя меня, что это — максимум, что можно было со мной сделать в условиях современной медицины. Что я должен благодарить бога, что я выжил.
Я выжил, представляете? С пулевым в грудь, с переломанными рёбрами, с порванными лёгкими и вспоротым лицом, распотрошённый, как рыба, которую чистила на кухне Молли в своём синем фартуке — я зачем-то выжил.
Спасибо, бог.
Я стеснялся первое время. Это было так глупо. Прятал лицо от сестёр с их жалостливыми глазами. Даже от Молли, как будто это что-то могло изменить. От водителей такси, от детей на школьных площадках, от прохожих и случайных взглядов из окон. Нет, потом ничего не произошло, не было никакого осознания или просветления, не было проникновенных речей встретившегося мне в заброшенном храме проповедника, мне просто стало всё равно.
Теперь я прячу лицо, чтобы людям не пришлось отводить глаза или, наоборот, старательно пялиться на меня, потому что они считают, что отводить глаза невежливо.
— Вам как обычно? — кричит бармен, наклонившись так близко, что мне видны прыщи на его длинном носу. Киваю. Какая разница, что пить, вкус всё равно давно уже не различается, главное — результат.
Правда, с результатом последнее время тоже возникают проблемы.
Это забавно — когда долго не спишь, всё вокруг становится бледным подобием всего вокруг, как будто каждый следующий день копируют на некачественном ксероксе со дня предыдущего. Копия копии. Копия копии копии. Это особенно странно, когда ты толком не знаешь, существуешь ты или нет. Раньше такое состояние у меня было, когда я напивался, а теперь оно словно зависло, повисло вокруг, следует за мной везде и никуда не отступает ни утром, ни днём, ни вечером, ни ночью. Алкоголь не делает ни лучше, ни хуже. Алкоголь просто вытравливает память. Это круто.
То ли ты реален, а мира вокруг нет.
То ли мир реален, а тебя в нём нет.
Философия, психология, метафизика, психосоматика — это всё дерьмо собачье. Полная чушь. Никто из тех, кто этим занимается, понятия не имеет, о чем он пишет. Потому что когда ты понимаешь — тебе не до писания.
У меня не осталось никого и ничего. Молли ушла и забрала Уилли. Я отдал им дом. Не знаю, сможет ли там жить Молли, после того, как извела все моющие средства на то, чтобы избавиться от крови — моей и Долархайда. Может, она продаст его.
Она клялась мне, что это не из-за внешности, она плакала и билась в истерике, она говорила, что не может больше. Просто не может. Она тоже человек. Она слабый человек. И она так больше не может.
Я знал, что скажи я ей, что я её люблю и что она мне нужна, очень нужна, особенно сейчас — это ничего не изменит. Или станет только хуже. Мы разрыдались бы вместе, обнялись, поцеловались, и она окончательно подписалась бы на пожизненное страдание рядом со мной.
Так уж получается, что рядом со мной все страдают.
Конечно, я должен был их отпустить. Её и Уилли. Уилли, маленький мужчина, такой серьёзный, он почему-то был похож на меня, и я не знаю, радует это меня или пугает, но господи, я ведь действительно любил их.
Я обожал их.
Я боготворил их, я был весь — в них, потому что всё остальное от меня было не моё.
У меня нет друзей. Никогда не было. Кроуфорда я видел в последний раз, когда выписывался из больницы — он пожал мне руку, мужественно смотря прямо в глаза, и сказал, что мой вклад неоценим. С тех пор он только звонил мне два раза. Выплаченной мне суммы хватило на то, чтобы купить маленькую жалкую подвальную комнатку в Уилмингтоне, а ежемесячного социального пособия хватает либо на продукты, либо на выпивку. Я предпочитаю выпивку, поэтому с меня сваливаются уже все старые джинсы, а мне лень покупать новые, и я надеваю ремень, в котором каждую неделю появляется новая дырка.
Я однажды столкнулся на улице с одним старым знакомым, мы как-то проработали вместе три месяца ещё на заре моей карьеры. Он меня не узнал. Это к лучшему.
Моя способность рационально мыслить — та самая способность, которая кормила меня все эти годы, из-за которой я до сих пор жив, которая держала меня на плаву даже в самые трудные моменты — не даёт мне покоя, анализируя, анализируя, выводя графики и схемы, высчитывая вероятности и выдавая логические заключения. Именно благодаря ей я так хорошо понимаю — в нынешнем состоянии я представляю собой жалкое зрелище. Мне хотелось бы сказать «мне плевать», «мне всё равно», «идите на хрен», но на самом деле мне не всё равно, и это не получается залить ни виски, ни водкой, ни ромом, ни текилой, ни вермутом, ни коньяком, ни коктейлями, ни всем сразу.
Я действительно любил Молли, Уилли и свою работу.
Бармен ставит передо мной виски и щербато улыбается, а мне почему-то хочется заехать ему кулаком в челюсть. Или коротко ударить его по затылку, чтобы он сломал переносицу о стойку и смешал бы свою кровь со спиртовой дорожкой, которую он поджигает таким отработанным движением.
Наверно, я стал чересчур жестоким.

Я ждал, что рано или поздно начну разговаривать сам с собой, это неизбежно. Я ждал, но я даже представить не мог, что я начну разговаривать с ним.
Это случилось незаметно для меня, исподволь, совершенно безотчётно. Долгие тёмные ночи и серые дни под тэгом «одиночество» были наполнены мыслями, потому что больше их нечем было наполнять, разве что сигаретами и алкоголем. Знаете всю эту фигню про смотрение в пропасть, падение в бездну безысходности, скатывание по наклонной? Я чувствовал себя шаром для боулинга, пущенным под откос — я слишком тяжёл, чтобы остановиться, я слишком беспомощен, чтобы затормозить, я слишком шар для боулинга, чтобы попросить у кого-то помощи.
Сначала я думал, что это мой голос уверяет меня в моей ничтожности, тычет носом в ту лужу, в которую я сел, доказывает мне, что всё могло быть совсем по-другому, поступи я правильно. Поведи я себя как-то иначе. Не струсь я, не поддайся я, не прояви я слабину, и я даже не знал, когда и где я струсил и поддался, я понятия не имел, что можно было исправить. Оказать сопротивление Долархайду самостоятельно? Я пытался. Я честно пытался, я кинулся на него и выбил у него из рук пистолет, я дрался, чтобы защитить своих близких.
Нет, — говорил внутренний голос. Ни черта подобного. Себя ты не обманешь.
Меня ты не обманешь.
Знаете, это был не мой голос. Он был ниже, резче и отрывистее, как будто ко мне в голову забрался кто-то другой и вполне комфортно там устроился. Когда я лежал на своей узкой кровати, или жарил себе хлеб на просроченном прогорклом масле, или выходил, чтобы дойти до магазина, или до прачечной, или до парка, потому что дома сидеть было уже невозможно — я всё время чувствовал присутствие кого-то ещё. Паранойя. Шизофрения. Немудрено. Что-то такое должно было рано или поздно начаться.
Мне отчаянно хочется врезать кассиру, пробивающему мне молоко.
Мне хочется отнять костыль у кормящего птиц парня-инвалида и избить его им же, так, чтобы кровь забрызгала голубиные крылья.
Мне хочется кидаться на стены, биться головой и срывать ногти.
Кто-то нашёптывает мне на ухо — «врежь», «отними», «кидайся», «бейся», «срывай», «делай уже хоть что-нибудь», «посмотри на себя». Моя агрессия клубится внутри, затягиваясь и заводясь, как тугая пружина, и не находит выхода.
И вот тогда, когда я, волей бессонницы гуляя по ночному городу, забредаю в заброшенный ангар в одном из нижних кварталов; когда я стою, сунув руки в карманы спадающих джинсов, и смотрю из-под капюшона толстовки на сделанную каким-то смельчаком надпись «This is your life and it’s ending one minute at a time» — под самым потолком, на высоте не меньше десяти метров, каждая буква по полметра; когда я закрываю глаза и вдыхаю полной грудью кислый воздух и запахи рыбы, тины и помоев — вот тогда я узнаю, чей это голос.
Может быть, слишком поздно, но узнаю.
Ощущение чужого присутствия зашкаливает, чёртова интуиция всегда была моим лучшим другом и худшим врагом. Поворачиваясь, я уже знаю, кого там увижу.
Он стоит у выхода, прислонившись плечом к стене, скрестив на груди руки. Бежевые окровавленные брюки. Белая окровавленная майка. Светлые кудрявые волосы. Шрам над губой.
Проклятье, я вижу его так чётко, как будто он стоял совсем рядом.
На самом деле я уже стою рядом. Когда я успел подойти?
Фрэнсис Долархайд, высокий, накачанный, литые мускулы, гладкая кожа, горящие жёлтые глаза. Фрэнсис Долархайд, великолепное животное, неудачник с нулевой самооценкой, никто, пустое место. Фрэнсис Долархайд, которого я изучил вдоль и поперёк, которого я понял, почувствовал, выследил и поймал.
Фрэнсис Долархайд, я видел твою могилу.
Где-то далеко шумят машины, нереальный город отступает на второй план и тихо тонет в моём сумасшествии.
— Я же убил тебя, — мой голос напоминает скрип ржавого металла.
Он криво усмехается.
— Если бы ты убил меня, Уилл, меня бы здесь не было. Если бы там сам, собственноручно, застрелил меня, и стрелял бы раз за разом, вгоняя пули в мой череп — меня бы здесь не было. Но ты не пошевелил ни пальцем, помнишь?
Не помню.
— Помнишь. Ты всё помнишь. Ты лежал подо мной, распластавшись, ты даже не пытался меня остановить, когда я резал тебя по живому. Ты лежал и кричал, булькал, захлебываясь своей кровью. Меня убила твоя жена. Ты понимаешь, Уилл? Меня убила слабая и хрупкая женщина, твоя жена, а ты — ты ничего бы не сделал, даже если бы я стал резать её. Или твоего сына. Она одна была вынуждена отвлекать меня от тебя, уводить меня в дом, прятать сына, а потом стрелять. А ведь она до этого ни разу никого не убивала. Да что она знала, кроме дома, сына, семьи, готовки, воскресных пикников и сэндвичей в школу и на работу?
Моя милая, мирная, любимая Молли.
— А ты, Уилл? Ты же был мужчиной, ты принадлежал к этому странному биологическому виду, предназначенному для защиты более слабых.
Это не Долархайд, это не может быть Долархайд. И не только потому, что настоящий Фрэнсис Долархайд сейчас лежит в могиле — просто он совсем не похож на того человека, которого я знал, которого я выучил наизусть, как прилежный ученик. Это не Долархайд, и не Дракон, а кто-то новый, совершенный, полный и гораздо более живой, чем я и все вокруг.
Кажется, что ноги сейчас подогнутся, и я рухну прямо на этот грязный пол. Приходится сделать шаг влево и прислониться спиной к гладкой металлической стене. Приятный холод отрезвляет мысли.
— Я и есть мужчина.
— Дааа? — он подходит ближе, грубо берет меня рукой за подбородок, приподнимает мою голову так, что я стукаюсь затылком о стену, и смотрит сверху вниз, прямо в глаза. — Я не вижу мужчину. Я вижу тряпку. Твоя женщина была вынуждена взять на себя убийство, чтобы защитить семью, пока ты лежал и кричал.
Неправда, — пытаюсь сказать я, — я не мог сопротивляться, — пытаюсь сказать я, — ты переломал мне ребра, ты, чёртов ублюдок, подонок, — пытаюсь сказать я, но рука вдруг опускается на горло и сжимает, резко, сильно, и я не успеваю вдохнуть.
Он большой. Он гигантский. Он выше меня на полголовы, он шире меня в плечах, у него мощные накачанные руки, и он с лёгкостью поднимает меня в воздух, проехавшись мной по стене, держа всего одной рукой под горло. От нехватки воздуха перед глазами темнеет, я хватаюсь обеими руками за его ладонь, но он большой. Он гигантский.
Пальцы бесцельно скребут по тугой коже, каменные мускулы, животная сила, абсолютное доминирование.
Пошёл ты к чёрту, мразь, — пытаюсь сказать я, нелепо болтая ногами в воздухе, пятки истоптавшихся кроссовок скребут по стене.
— Ты никто, — его голос, кажется, раздаётся прямо в голове. — Ты никто, ты пустое место, твоё существование бессмысленно.
Ты вообще мёртв, тебя нет, какого чёрта ты отчитываешь меня? — мысленно кричу я в ответ, рот кривится в поисках воздуха, лёгкие, кажется, выворачиваются наизнанку. Не может же такого быть, не может быть, чтобы он убил меня, он давным-давно покойник. Бывают ли тактильные галлюцинации? Бывают ли тактильные галлюцинации такой силы?
Перед глазами полыхали красные звезды.
Dum spiro spero.
Dum spiro spero.
Пока дышу — надеюсь.
У него светлые кудрявые волосы, пухлые губы и мощная шея.
Когда мне уже кажется, что я так и умру, задушенный собственной галлюцинацией, он вдруг отпускает ладонь, и я обрушиваюсь на пол всем своим весом, у меня подворачиваются ноги, я падаю и ударяюсь головой, плечом, грудью, бедром, сдираю кожу ладоней. Спасительный кислород проникает в лёгкие, я слышу пение ангелов и восхваляю Господа нашего Иисуса Христа.
Сначала дыши, а потом подумаем обо всем остальном.
Вдох. Второй. Третий.
Четвёртого не получается.
Открываю глаза — он навис надо мной, оседлав меня, придавив своим весом. Одна рука на горле, другая крепко держит оба запястья над головой прижатыми к полу. Я пытаюсь вырвать руки, пытаюсь достать его ногами, хотя уже понимаю, что это бесполезно — в такой позе я беспомощен даже больше, чем был у стены.
Он нависает прямо надо мной, жёлтые глаза прожигают во мне дырки, как будто об меня тушат сигареты.
Что тебя надо, господи.
Что тебя надо от меня.
Я чувствую, как бьётся под его пальцами мой пойманный в ловушку пульс.
— Повторяй за мной: «Я жалок».
Он чуть ослабляет хватку — ровно настолько, чтобы я мог просипеть в ответ, и я сиплю «Пошёл на хрен».
За этим следует удар. Лбом в переносицу. Я хотел, чтобы бармен сломал нос, а теперь, похоже, нос сломали мне. Боль такая, что я бы кричал, конечно, если бы мог вдохнуть.
Он большой, он гигантский, тяжёлый и всеподавляющий.
— Посмотри на себя, Уилл, — шепчет голос где-то совсем рядом с ухом, пока я дёргаюсь, запрокидывая голову, шаря в темноте ослепшими от боли и нехватки воздуха глазами. — Посмотри, как ты жалок. Это же правда. Ты же сам это знаешь.
Господи, раньше, чем от нехватки воздуха, я умру от этого испепеляющего жара, который исходит от него. Он, похоже, действительно сбежал из ада.
— Повторяй за мной. «Я жалок».
Мне нужно только маленькое ослабление, совсем маленькое, хоть немножко, и о боги, да, он чуть разжимает стальные пальцы. Судорожно втягиваю в себя воздух. По лицу течёт что-то тёплое, горячее — кровь, и пот, и слёзы.
— Я жалок, — выдавливаю я, пытаясь проморгаться.
— Ты самый жалкий человек на свете.
— Я самый жалкий человек на свете.
— Ты не способен никого защитить.
— Я не способен никого защитить.
— Ты не мужчина. Ты пустое место.
Я не мужчина.
Я плачу. Я давлюсь глухими рыданиями, и рёбра ходят ходуном от судорог. Тошнит. Во рту опять привкус крови. Я понимаю, что на горле давно уже нет руки, и мои запястья никто не держит, и его нет. Его никогда и не было. Я просто лежу на полу в старом пустом гараже, перемазанный своей кровью, соплями и слезами, а губы всё ещё повторяют, как заклинание: «янемужчина», «янемужчина», «янемужчина».

Очень странно смотреть на всех этих людей на улице и думать, что жизнь ходит рядом с тобой, но при этом совсем тебя не задевает. Я сижу в парке под желтеющим клёном. Я зачем-то напялил на себя шарф, хотя здесь не просто тепло — здесь не по-осеннему жарко. Шарфом хотя бы удалось скрыть синяки на шее, синяки от пальцев, и ещё кофта с длинными рукавами, чтобы спрятать запястья, где тоже остались синяки.
Можно подумать, я с кем-то трахался.
Я с кем-то трахался?..
…Я не помню, когда последний раз спал, и вчера ночью — как и позавчера, и позапозавчера — я лежал на кровати, пялясь в потолок, купаясь в ощущении собственного ничтожества и вяло раздумывая о том, чтобы дойти до кухни, достать самый большой нож и взрезать себе живот, как истинный самурай.
Слева направо — это сэппуку, а справа налево — это харакири. Я всегда путал.
Рядом ещё должен быть кто-то проверенный, кто проводит воителя в последний путь, поможет ему сохранить честь и достоинство и отрежет ему голову, чтобы положить её на нарядное блюдо и выставить на всеобщее обозрение как доказательство самурайской истинности.
Никто не отрежет мне голову и не выставит её на нарядном блюде.
Может быть, мне удалось заснуть, когда я вдруг понял, что ОН снова рядом, совсем рядом, стоит возле кровати, занимая своей массой всю мою маленькую тёмную комнатку. От него шёл такой жар, как будто он был печкой. Паровозом. Набирающей обороты паровой машиной.
Может быть, я уже спал, когда вся эта масса обрушилась на меня. Трещит кровать, трещат ребра, ты слышишь, слышишь этот треск внутри своего тела. Опять эти пальцы на запястьях. Он кусает меня за шею, кусает до крови
кровь
кровь
опять кровь.
Он стаскивает с меня одеяло и рвёт пижамные штаны, рвёт одной рукой, пока я дышу глубоко и рвано, боясь, что сейчас он опять начнёт меня душить. Но на этот раз у него другие планы.
Наверно, хорошо, что я не успел увидеть размер его члена. Или плохо. Потому что тогда я хотя бы знал, что когда-нибудь он закончится.
Он вталкивается внутрь, о, у него вполне хватает на это силы. Хватает силы, чтобы одним грубым и резким движением втолкнуть в мою девственную задницу свой огромный член, по сухому, без подготовки.
Моё ничтожество так совершенно, что мне хочется выть.
Моё падение просто образцово-показательно, идеал среди падений, его можно напрямую отправлять в Палату Мер и Весов.
Конечно, ему не больно, он уже давно мёртв. Я чувствую, что он разрывает меня, и рвёт всё сильнее с каждым толчком. Я знаю, что на простыне окажется кровь
кровь
кровь.
От боли я почти ничего не соображаю. Боль добирается до кончиков пальцев, до каждой клеточки мозга. Он двигается, горячий, большой, гигантский, двигается без жалости и без остановок, как поршень, набирающая обороты паровая машина. Он запускает руку мне в волосы и тянет назад, до предела, заставляя меня изгибаться, запрокидывать голову, на глаза наворачиваются слезы.
Я кричу?
Я кричу, наслаждаясь своим ничтожеством. Кричу от каждого удара и каждого укуса. Я выгибаюсь в пояснице, и подставляю шею, и раздвигаю ноги, чтобы было ещё больнее, чтобы сойти с ума от боли, чтобы просто умереть от боли прямо сейчас господи,
ГОСПОДИ
во что я превратился?..
Наверно, кровать развалится от таких движений. Его член во мне, тот самый член, который ему хотела отрезать его бабушка, этот неотрезанный член убитого человека, он вбивается до конца, до упора, разрывая всё внутри, и мне кажется, что он становится только больше и заканчивается где-то в животе. Я представляю, как большой красный член прорывает стенки прямой кишки, печень, поджелудочную, желудок. Я представляю, как он рвёт мои внутренности, как пропарывает их с лёгкостью ножа. Наверно, если положить мне на живот руку, можно почувствовать, как он ходит внутри.
В проникающем сюда свете уличного фонаря видны его пухлые окровавленные губы, видны мощные скулы и лихорадочно горящие глаза.
Он бьёт меня в челюсть со здоровой стороны лица, и я чувствую, как крошатся зубы. Он бьёт, снова и снова.
Он кончает внутрь, толчками, прижимая меня к матрасу, и я почти вижу, как из меня вытекает его сперма вперемешку с моей кровью.
Пот заливает глаза, я не знаю, мой это пот или его. Я сорвал голос. Тело онемело. За определённым порогом ты перестаёшь чувствовать что бы то ни было, ты перестаёшь видеть, слышать, думать, перестаёшь существовать.
— Это лучший момент в твоей жизни, — пробивается сквозь тугую вату, заполонившую весь мой несчастный изодранный мир. — Это лучший момент в твоей дерьмовой жизни, где тебя носит?
Я задыхаюсь, хриплю и облизываю искусанные, прокусанные губы. Я распластан, разбит и сломан, как детская игрушка.
— Почувствуй меня.
Почувствуй себя.
— Ты не мужчина.
Я не мужчина
я шлюха
я просто подстилка
я — самый жалкий человек на свете.

Мне это приснилось, ведь не может же такого быть на самом деле. Фрэнсис Долархайд мёртв, Фрэнсис Долархайд похоронен на Балтиморском кладбище.
Мне это приснилось, но на следующее утро я чувствую себя так, как будто свалился под поезд в метрополитене и протащился с ним до конечной. Я ковыляю до ванны, раскорячившись, как какой-то гигантский антропоморфный краб. В разбитом зеркале над раковиной отражаются впалые глаза, тёмная щетина, на шее пять синих отпечатков пальцев. Осколки в раковине, осколки в ванной, осколки на полу. У меня на костяшках содрана кожа, на ссадинах запеклась кровь, и я не знаю, кто разбил зеркало. Съёжившись под жгучими струями в углу, обхватив колени, зарывшись пальцами в волосы, я затыкаю уши и глаза, я кричу, точно зная, что меня никто не услышит.
Мне стыдно.
Мне так стыдно.
…Я смотрю на людей в рейсовом автобусе и морщусь от дрожи кожаного сиденья подо мной. Женщина с мальчиком, у мальчика за щекой чупа-чупс. Я ощупываю языком дырку в своей щеке. Усатый мужчина в очках. Старый седой негр в лиловом берете. Старушка с пакетом яблок. Молодая пара, оба рыжие, как осенние листья.
Привет, люди, меня изнасиловал мёртвый маньяк.
Мне стыдно смотреть им в глаза и дышать с ними одним воздухом. Я отвратителен. Мне хочется раствориться в самоотвращении. Мне хочется взорвать весь автобус.
За окнами плывёт выжженный пейзаж. Блёклые дома. Низкие крыши. Усталые лица.
Зачем я поехал к нему на могилу? Чтобы удостовериться, что он действительно мёртв? Глупо, ты же сам прекрасно знаешь, что памятник на кладбище ничего не значит, просто камень с высеченными на нём буквами. Но он не может быть жив, если Молли расстреляла его в упор, выпустила всю обойму, пуля за пулей, и в ушах звенело от выстрелов. Он не может быть в таком прекрасном состоянии, если его лицо разлетелось по всему твоему коридору, если его мозг остался лежать на том коврике, который вы выбирали вместе с женой по этому идиотскому каталогу IKEA.
Солнце печёт, а я кутаюсь в шарф, прячу запястья и стараюсь, чтобы моя походка выглядела естественной. Камень на месте. Надпись на месте. Опустившись на нагретую землю, зачем-то провожу пальцем по буквам, читая по слогам. Фрэн-сис-До-лар-хайд. Он. Ты. Ты лежишь под землёй, на этом вот самом месте.
Так какого черта я чувствую тебя рядом, вокруг, внутри, я всё время чувствую тебя, будь ты проклят?

У меня отключили свет. За неуплату. То ли мне перестали начислять пособие, то ли деньги просто куда-то испаряются. Я склоняюсь ко второму варианту. Я не помню, чтобы я их тратил, но это ни о чем не говорит.
В моей квартире появляются и пропадают вещи, о которых я ничего не помню.
В моей квартире теперь всегда есть выпивка, спивайся на здоровье. В моей комнате появилось зеркало взамен разбитому в ванной — большое, в человеческий рост зеркало на подставке, типа тех, что стоят в магазинах одежды. С моей кровати исчез матрас. Я просто проснулся однажды утром без матраса, сетка впивалась в бока сквозь простыню, от неё на коже остались клетчатые следы, а на следующий день исчезла подушка. Мне казалось, что мне пришла открытка со знакомым затейливым почерком, мне даже казалось, что я её читал, перед глазами ещё стояла подпись Dr. Lecter в нижнем правом углу картонного прямоугольника, но я не нашёл её. Я перерыл весь дом вверх ногами, но я её не нашёл. Что-то ещё явно исчезло из моей квартиры, в ней стало непривычно пусто, но я не могу вспомнить, что у меня было из мебели.
Я ничего не помню.
Он живёт со мной, он живёт за меня. На мне непроходящие синяки и укусы. Он бьёт, он режет, он пользуется, он смеётся, он доводит, он оскорбляет, он швыряет меня на стены, и я ничего не могу с ним сделать, ни-че-го.
Ты помнишь, ты лежал под ним и принимал входящий в лицо нож.
Ты лежал под ним и принимал входящую в тебя плоть.
Ты лежал под ним и принимал удары, один за другим, один за другим, пока из воющей от боли памяти не стиралось даже твоё имя.
Я сижу на полу в одних штанах в тёмной квартире напротив себя самого в этом большом зеркале из магазина одежды, шторы открыты, свет косой полосой падает на пол и лежит как раз между нами, между мной и зеркалом, и дублируется перед тем, зазеркальным Уиллом. Он отвратительно выглядит. Он похож на скелет с запавшими воспалёнными глазами, с изуродованным лицом и телом, с по-женски выступающими ключицами, с потемневшими и побуревшими отметками по всему телу. У него порезы и царапины, длинные и короткие. У него синий сломанный нос и синяк на челюсти. У него недельная щетина. Он похож на зомби. На жалкую пародию на леопарда.
Это день моего рождения. Я вспомнил, это день моего рождения. Самый бессмысленный день за последние несколько тысяч лет.
Перед глазами качается золотой маятник — слева направо. Справа налево. Слева направо.
Перед глазами качается золотой маятник, а я смотрю вперед, и вижу, что напротив сидит Долархайд. Сидит, в точности копируя мою позу, накаченный, лоснящийся, со своей чистой и гладкой кожей, и приваривает меня к полу горящими глазами.
Ты ведь его и ждал. Ты теперь всё время ждёшь его.
— Ты же ничего не знаешь про меня, — говорю я зеркалу, где вместо меня сидит высокий сильный мужчина со шрамом над верхней губой. — Это я знаю тебя, я знаю про всю твою жизнь, знаю про то, как ты взрослел и старел и как сходил с ума, знаю каждый твой день.
— Я знаю про тебя всё, — отвечает он внутри меня, моё псевдоотражение даже не раскрывает рта.
Я трясу головой, пытаясь выкинуть его, как заползшего в мозг таракана, который скребётся, скребётся своими лапками изнутри, ползая по черепной коробке.
— Я и есть ты.
Он сильный. Свободный. Уверенный. Он полная противоположность мне, хотя его больше нет.
И меня больше нет.
— Почему ты так изменился?
— Смерть. Смерть освобождает.
— Значит, мне надо умереть?
— Ты идиот, Уилл.
— Что ты пытаешься донести до меня? — последние нервы рвутся и лопаются, один за другим, как перетянутые струны. — Что мне надо умереть? Мне зарезаться? Спрыгнуть с крыши? Броситься под машину? Что ты хочешь?!
— Ты идиот!
Я идиот.
Как быстрая съёмка, идущие подряд кадры — вот он встал, вот он подошёл к зеркалу с той стороны, вот он вышел ко мне. Вот он стоит передо мной, нависая сверху, невыносимо высокий.
Я знаю, что он будет бить меня. Я готов к этому. Ведь я — самый жалкий человек на свете.
Привет, боль, моя старая знакомая, моя сестра, моя жена, мой друг, мой враг, я сам.
Прижатый к полу, выплёвывая очередной выбитый зуб, смотря на него больными прищуренными глазами, я гадаю, когда уже я сдохну. Я хрипло смеюсь, мне самому страшно от моего загробного больного смеха, и пальцы скользят по полу, волосы рвутся, рвётся одежда, он унижал меня уже всеми возможными способами, ничего нового он не придумает. Я уже побывал на дне.
Я сейчас на дне.
Ниже падать некуда, чего ты хочешь от меня, ты и так уже сделал со мной всё, что мог, ты несуществующий
ненастоящий
единственный реальный в этом мире?
И вот тогда, отпустив меня, позволив мне скрючиться и обхватить живот, по которому били ногами, он вдруг присел рядом и обнял широкими ладонями моё лицо. Я перепутал ощущения. Я перепутал прикосновение и удар. Я перепутал нежность с грубостью. Я закричал, впервые за всю сегодняшнюю пытку.
И вот тогда он наклонился так низко, что его волосы коснулись моей кожи, и спросил:
— Ты так и будешь это терпеть?
Терпеть.
Я всегда терпел, терпел всю свою жизнь.
И вот тогда мне вдруг стало всё так ясно и понятно, что я засмеялся бы, если бы мог. Вот чего он добивался. Вот чего хотел от меня великолепный Фрэнсис Долархайд, безжалостный Фрэнсис Долархайд, мёртвый Фрэнсис Долархайд.

Знаете, всё дело в крови.
Мы — не наша работа, не наша семья, не наши жены или дети. Мы — не наша одежда, не наши увлечения, не наши дома, квартиры, машины, мебель, ковры, сервизы, шторки для ванн, компьютеры, телефоны и другие игрушки. Мы — не то, что нам показывают по телевизору, не то, в чем уверяют нас друзья, коллеги, начальники или маньяки. Не то, что доказывают нам наши матери. Не то, что мы читаем в газетах.
У нас есть только тело — кости, жилы, мясо, кровь, жир, слизь, желчь, волосы, ногти. У нас есть только наше тело и та странная субстанция, которая держится в нём и заставляет нас говорить про себя — «я» — и следовать на поводу всех желаний этого самого «я».
Я мужчина. Я завоеватель. Я защитник.
Я человек.
Боль — это сила, единственная стабильная валюта в изменчивом мире. Уродство — это красота
и никто не лучше
и никто не хуже.

Я вижу своего прыщавого бармена среди других и приветливо киваю ему. Я вижу кассира, пробивавшего мне молоко, вижу усатого мужчину, снимающего очки, вижу мусорщиков, которые каждое утро опустошают баки на моей улице, вижу игравшего на школьной площадке баскетболиста, вижу лица, лица, лица.
Я вижу Фрэнсиса Долархайда, стоящего сзади, скрестившего на своей мощной груди руки, смотрящего на меня своими жёлтыми глазами. Всё теперь стало так ясно и так просто.
Я трогаю языком дырку в щеке и вскидываю вверх руку.
Мой решительный и твёрдый голос отражается от потолка и обрушивается на собравшихся, приковывая всеобщее внимание.
— Добро пожаловать в Бойцовский Клуб.

@темы: творчество своё, Hannibal the Cannibal

---

01Х06

Скажу сразу - шестая серия "Агентов" - лучшее из всего, что пока было.
Потому что это прекрасно, и там столько всего, что хватило бы на две, на три серии, а оно всё в одной, и это ааааааааааааАААААААА
Кажется, ребята наконец поняли, как и что надо делать))

- Коулсон, тренировка Коулсона ("Я не потею, я сияю"), смерть Коулсона, шрам Коулсона, психология, разговоры, физическая формы, "повышено железо", "чувствую себя другим", Коулсон и

назовем это спойлером

обреченный пожарный ("- И на что это похоже? - Это прекрасно"), Коулсон и Блейк, Коулсон и Мэй, Коулсон, Коулсон, много Коулсона, господи, давайте я отдам вам все деньги мира и себя в придачу.


- МЕЛИНДА БОГИНЯ и да, я буду писать это каждый раз, потому что она действительно богиня. И их отношения с Филом - это что-то столь трогательное, что я даже не знаю, как это описать.
Моменты с "ты же скажешь мне, если что-то будет не так" и - особенно! - с "расстегни рубашку" - вынесли мне мозг и аккуратно положили его рядом на стол.
- Мы можем выломать дверь грузовиком. ...или...
И да, Мелинда с печеньками мила почти так же, как Мелинда с Коулсоном ^___^

- Фитц и Симменс чудесны, у Симменс просто звездный час (с какой удивительной легкостью она и создатели демонстрируют не-красоту её внешности в такой ситуации, как не идут ей распущенные волосы и с какой подкупающей непосредственностью она их распускает), а Фитц почему-то пробил меня этой последней сценой с подушкой. Вот правда.

Единственное, что нервирует - у меня большие трудности с пониманием их английского на слух. И дело даже не в том, что они говорят вместе или подряд и перебивают друг друга, и даже не в том, что они говорят всё время быстро, просто у них странная дикция. Очень странная дикция.

- суровый Уорд в который раз сурово презрел законы физики и умудрился

а вот это точно спойлер

"догнать" выпрыгнувшую из самолета Симменс на полном ходу - найти, долететь, приблизиться, поймать, обхватить... Не иначе как под личиной Уорда скрывается Чак Норрис или любой индус из любого боевого индийского фильма.
Или Мачете.
ХМММММ.

А еще у Грегга странная манера играть, в неформальной обстановке посреди кабинета стоя как на параде. Впрочем, спишем это на персонажа))

P.S. *с энтузиазмом* В следующей серии какие-то коварные люди похитят Коулсона, свяжут его и притащут куда-то с мешком на голове!

@темы: Own Personal Handler, ОБОЖАЮ ЭТИХ ЛЮДЕЙ, В доме, который построил Фил, Богиня

---

@sha

 @sha, вэлкам, комрад!

@темы: Hi there