Я вас просто охраняю, ничего больше

[YoJek]

Название: Я вас просто охраняю, ничего больше.
Автор:  Йож во фраке
Фандом: The Avengers
Пейринг: Коулсон/Бартон
Рейтинг: NC-17.
Дисклеймеры: Я не Стэн Ли, Стэн Ли не я.
Предупреждение: Можно усмотреть ООС, списывайте на авторские кинки))
От автора: Мой мозг всё время норовит вытащить их куда подальше от привычного местопребывания, что произошло и на этот раз: выездная миссия, Норвегия, гормоны) Впрочем, это всё предлоги и жалкие отговорки.
Изначально писалось по заявке на Тор-фест.

Когда Бартону сообщили, что он летит в Норвегию, он и бровью не повел. Ничего, подумал Бартон. В конце концов, там красиво, хоть и холодно, и экзотично, хоть и однообразно.
Зато повел, когда Наташа добавила, вчитываясь попутно в какие-то отчеты:
- Летишь с Коулсоном. Он уже работал с целью, знает, чего от него ждать.
Услышав такую невероятную вещь, Бартон только на секунду задержал дыхание и досчитал до пяти. Захотелось извиниться перед Наташей, зайти в отдельную комнату, закрыть за собой дверь и навернуть три круга по потолку с дикими воплями.
Но Бартон просто деловито улыбнулся и понимающе кивнул.
- Летите как гражданские, ЩИТу незачем так привлекать внимание, Норвегия не входит в число благорасположенных стран. Ты будешь в качестве телохранителя, напарника, друга, сам уж выбирай, что вы там придумаете.
- То есть они будут не в курсе? – уточнил Бартон.
Наташа покачала головой:
- Сами по себе. Место, объект, время – всё здесь, - она сунула Бартону в руки папку. – Вас разместят.
«Разместят» - эхом отозвалось в груди у Бартона. Он довольно глупо хихикнул и состроил рожицу в ответ на недоуменно поднявшиеся брови Наташи.
- Клинт, всё в порядке?
- Я просто представил, как нас будут размещать, - отмахнулся Бартон в надежде, что его репутация ответит за него. В конце концов, в этом действительно есть что-то смешное.
Наташа скривила аккуратно подведенные губки и, похлопав лучника по плечу, завернула за угол коридора. Бартон дальше не пошел. Бартон стоял, как полный дурак, и смотрел сквозь приоткрытую дверь на склонившегося над бумагами Коулсона. Пиджак висел на спинке стула, рукава белоснежной рубашки – закатаны до локтей, хмурится, прикусывает нижнюю губу…
Коулсон поднял голову и кинул на Бартона взгляд. Кивнул – по-деловому, коротко и быстро – вновь опустил голову. И вот только тут до Бартона дошла в полной мере вся прелесть ситуации. В Норвегию. С Коулсоном.
Листы из выроненной Наташиной папки красиво разлетелись по полу.

Бартон понятия не имел, о чем думал Коулсон – по нему вообще фиг поймешь, человек-покер-фейс – но сам Клинт просто извелся весь, пока смотрел в самолете на безмятежный профиль дремлющего шефа на фоне невыносимо звездного ночного неба в иллюминаторе, на смотрящиеся удивительно беззащитными руки, аккуратно сложенные на коленях. Если бы он не знал, что этот человек из такого полусонного состояния способен в пол-секунды скрутить любого посягнувшего на его неприкосновенность носом в пол между сиденьями, он бы принял его за обычного туриста-простофилю. Вежливого, аккуратного, безупречного даже в джинсах. Да, Коулсон был в джинсах. И в мягком свитере с высоким воротом. Бежевом. Неудивительно, что Бартон за весь полет глаз не сомкнул.
Когда объявили о посадке – летели через Лондон – Коулсон как ни в чем не бывало открыл глаза и, не обратив никакого внимания на пристально смотрящего на него откинувшегося в кресле Бартона, застегнул ремни безопасности.
«Ну давай, ну скажи мне хоть что-нибудь» - молча упрашивал Клинт, не отводя взгляда.
Коулсон приподнял брови:
- Бартон.
- Сэр? – отозвался лучник раньше, чем агент закончил.
- Думайте немножко потише – тут всё-таки могут быть дети, - посоветовал Коулсон безмятежным тоном и отвернулся к окну прежде, чем Бартон смог подобрать упавшую челюсть – причем то ли улыбнулся, то ли показалось.
- Ну что вы, сэр, - среагировал лучник так быстро, как только мог. – Я же вас охраняю, а вдруг, пока вы спите, к нам подкрадутся коварные инопланетяне или не менее коварные русские шпионы, усыпят и тайно доставят в лаборатории для опытов?
- Бартон, я вас расстрою, но вы никому не нужны.
- Зато вы нужны, - и не подумал обижаться Клинт.
В Лондоне пришлось ждать полтора часа, налегке – у Коулсона рюкзак, у Бартона сумка – уселись в одном из полупустых кафе на втором этаже, у стеклянной выходящей на взлетную стены. За окном три ночи, по внутренним биометрическим часам – только девять вечера, мозг ломался от перегрузки и усталости. Кроме того, в Лондоне оказалось куда холоднее, чем Бартон ожидал. Когда оставивший за столиком Коулсона лучник возвращался с двумя огромными стаканами черного кофе, ему вдруг отчаянно захотелось обнять этого человека в бежевом свитере, обнять так крепко, чтобы он даже не вздумал говорить о деле или о документах - то есть захотелось сильнее, чем в обычное время. Плохо отдавая себе отчет в том, что он делает, Клинт поставил кофе на стол и даже сделал шаг за спину Коулсону. Прямой холодный взгляд голубых глаз снизу вверх заставил его опомниться. Улыбнувшись, Бартон шагнул назад. Остановился.
«Вы что-то хотели, агент Бартон?» - привычно предугадал реплику Коулсона Бартон.
- Вы что-то хотели, агент Бартон?
Клинту почему-то показалось, что Коулсон всё понял. Он даже мог увидеть легкую, совсем легкую, почти незаметную улыбку на тонких губах. «Издевается» - определил поломанный мозг Бартона.
- Нет, сэр.
- Напомните мне, какое было ваше основное задание?
- Я вас просто охраняю. Ничего больше.
- Постарайтесь от него не отвлекаться.
Бартон скривился, пытаясь понять, что это за игра, и играют ли они вообще, или ему всё мерещится.
- Слушаюсь, сэр. Хотя я всё равно не понимаю, зачем охранник человеку, который может убить галстуком и стаканчиком кофе.
Коулсон снова изобразил своё подобие улыбки – целой версии Бартон редко удостаивался.
«Садитесь, агент, я расскажу…»
- Садитесь, агент, я расскажу подробнее про цель.
Клинт мысленно чертыхнулся и сел, в очередной раз задаваясь вопросом, что на уме у Коулсона. Коулсон смотрел безмятежно и собранно, как будто на полигоне ЩИТа перед новобранцами. Бартон пришел к выводу, что такой взгляд у Коулсона всегда. И дома перед телевизором тоже.

К тому моменту, как они наконец добрались – еще один перелет, ожидание машины, поиск другой взамен непришедшей, выяснение адреса, плутание по разбегающимся в разные стороны от Осло трассам, леса, деревья, коттеджи, смена высоты и давления, поиск «гармонично вписанной в природный ландшафт с видами на великолепные фьорды гостиницы» - Бартон был готов убить любого, кто осмелился бы к нему подойти с вопросом типа «вам чем-нибудь помочь».
Коулсон не изменился абсолютно.
Бартон начинал тихо его ненавидеть. Он знал, что шеф неотразим и патологически хладнокровен, но оставаться таковым после суток перелетов-переездов-переходов – это было что-то за гранью его понимания. Не иначе как Коулсон – усыновленный землянами инопланетянин. Или человекообразный андроид.
- Бартон, вы идете? – обернулся от стойки рецепшена Коулсон. Сидящий в плетеном кресле рассматривающий норвежские журналы Бартон, которому было холодно даже в помещении даже в теплой спортивной куртке, поднял мрачный взгляд на начальника. Тот кинул ему ключи, подкинул в руке свои:
- Последний этаж. Идемте, немного осталось, отдохнете.
Разные.
Ладно. Будем охранять из соседнего номера.
- Слушаюсь, сэр.
Светловолосая бледноглазая девушка за стойкой с трудом улыбнулась ему – так, что лучше бы не улыбалась вовсе. Гостиница была явно недавно построенной, пропахшей приятным запахом свежесрубленной древесины и чего-то ароматического – то ли лаванды, то ли еще какой-то цветочной фигни, в которой Бартон и так-то не очень разбирался, а в таком состоянии тем более.
В лифте он устало привалился к стенке и закрыл глаза.
- Куда делась ваша хваленая выносливость, агент Бартон, - донесся до него саркастический вопрос – Коулсон улыбался.
- Я вчера дежурил ночью, если вы не помните, - проворчал Хоукай, от усталости наглея. – А до этого я обезвреживал особо опасных тварей в вентиляционных системах здания мэрии. А до этого…
- А до этого вы потратили полночи законного отдыха на расписывания крыши четвертого ангара граффити по сюжету «Рагнарёк», - подхватил Коулсон. Лифт дрогнул и остановился, послышался шелест разъезжающихся дверей.
- Вы идете или будете спать тут?
- Нет, сэр, я жду, чтобы вы вынесли меня на руках, - огрызнулся Хоукай, с сожалением отлепляясь от стенки. Только когда увидел поджатые губы Коулсона, понял, что сказал это вслух.
Устыдился.
Впрочем, какого черта.
Открыв дверь с вырезанными на деревянной табличке цифрами «512», Бартон прошел внутрь, скинул сумку, прямо в своих походных мощных ботинках прошелся по комнате. Несмотря на изящный интерьер, обилие картин и портьер - всё равно везде этот совершенно невыводимый дух гостиницы, призраки предыдущих постояльцев, их дыхание на кровати, их старательно убранные горничной презервативы, чья-то чужая жизнь, распластавшаяся по ковру и стенам. Бартон передернул плечами, подошел к окну. Не видно ни черта, только одинокий фиолетовый фонарик где-то внизу.
Толкнув дверь в ванную, Клинт присвистнул – вот что окупает минимум половину стоимости номеров. Ванная поистине королевская, джакузи, едва ли не маленький бассейн, даже на небольшом постаменте.
Постояв так минуту, Бартон, сам уже толком не понимая степень своего идиотизма, решительно вышел в коридор и закрыл дверь в свой номер. Кто-то чужой командовал в голове – выйди, закрой, пройди пять шагов дальше, постучи. Стучи, идиот. Ты выглядишь придурком, стоя вот так с занесенной рукой посреди коридора. Если ты…
Из какого-то номера дальше послышался весьма однозначный женский то ли вскрик, то ли всхлип. Разозлившись сам на себя, Бартон опустил руку и пошел обратно.
Прошел ровно два шага – дверь 513ого открылась. Коулсон в свитере высунулся в коридор:
- Вы что-то хотели, агент Бартон?
«Мне эта фраза скоро будет снится в кошмарах» - с досадой подумал Клинт. – «Будет гоняться за мной и кусать за ноги».
- Я подумал, что я могу сделать вам ванну, - и это прозвучало настолько глупо, что глупее было бы разве что «я пришел проверить, не спрятался ли у вас под кроватью Гитлер».
Коулсон это, конечно, тоже понял. Посмотрел с усмешкой в глазах, с вежливым и отстраненным удивлением.
- Ну если хотите – проверить, не натерли ли её каким-нибудь раствором типа того, в первом «Шерлоке Холмсе», или не затаились ли под унитазами ниндзя, или стадо завербованных норвежскими спецслужбами пауков, или привидение невинно убиенного здесь медиамагната…
«Благодарю вас, Бартон, я вполне в состоянии справиться сам».
- Ну проверьте, если вам так хочется.
Бартон выпал из жизни на целых десять секунд. Когда вернулся – оказалось, что он уже в номере у Коулсона в одних носках, оставил ботинки у двери, что он уже перебирает какие-то ароматические баночки в шкафу, и куртка уже небрежно сброшена при входе… А. Нет. Куртка почему-то уже повешена на вешалку, - заметил Бартон, смотря из ванны в прихожую. Конечно, Коулсон же терпеть не может беспорядок. Сам Коулсон переодевается где-то в номере.
Переодевающийся Коулсон заставляет Бартона быстро включить холодную воду и сунуть под неё голову.
Ему кажется, что у Коулсона в номере ванна еще больше. Вообще-то это смешно – стоя в джинсах на коленях на приступке к странной форме джакузи, он, здоровенный мужик, регулирует температуру льющейся воды, в клубах всё той же то ли лаванды, то ли еще чего-то, для другого здоровенного мужика. Бред. Паноптикум.
Бартон чувствовал, как холодная вода с волос ползет по шее, стекает за шиворот рубашки. Ванна набралась за какие-то пару минут – это ложе с горой пены больше подошло бы для десятилетней принцессы, чем для сурового агента американской секретной организации, но теперь уже ничего не поделаешь. Бартон почти воочию видел, как сдержанно улыбнется железный Коулсон, глядя на это безумие. Махнув рукой, он поднялся, сам частично мокрый, пошел к выходу.
- Ванна готова, сэр.
«Спасибо, Бартон, спокойной ночи».
Коулсон стоит в проходе, скрестив руки на груди. В черном халате. В самом обычном закрытом наглухо плотном черном халате в пол, совершенно естественном для личного номера любого человека, будь то маклер или агент, но Бартон, с шипением втянув воздух сквозь сжатые зубы, отворачивается, чуть ли не на ощупь ищет ручку входной двери.
Спокойно, успокойся.
- Спасибо, Бартон. Спокойной ночи.
- Мгм.
Выбравшись в коридор, Клинт привалился спиной к двери, сполз вниз и пару раз ощутимо стукнулся об неё головой. Стало легче, заодно стало жалко себя, бедного, безответно влюбленного, как мальчишка, как школьник, совершенно теряющего голову. Он может что угодно писать и как угодно выдавать себя за опытного мастера соблазнения перед остальными, но чертов Коулсон вгоняет его в ступор. Бартон чувствует себя так, будто он продал душу. Он не посмеет. Он не имеет права.
Он охраняет. Ничего больше.
Подумав, Клинт вернулся к себе и после минутных поисков всё же обнаружил бар. Взяв виски, он налил себе целый бокал, опустошив добрую половину бутылки, чуть было не швырнул её на пол, вовремя одумался, поставил обратно. Уселся с бокалом на кровать поверх покрывала. Мимоходом заметил, что ботинки остались у Коулсона.
Через двадцать минут стакан стоял пустой на полу возле кровати, а оставшийся в одних джинсах Бартон уже шел по коридору обратно. Конечно, чтобы забрать ботинки.
Дверь была незаперта.
Наверно, именно это окончательно сдвинуло рычаг в голове у Бартона – он тупо смотрел на открытую одним легким нажатием на ручку дверь, для верности даже закрыл и открыл еще раз, пытаясь соотнести в голове тот факт, что Коулсон, уходя в ванну, не заперся. Потом что-то щелкнуло, и Клинт вдруг понял, что всё правильно. Что так и надо.
Шагнув в прихожую, он даже не посмотрел в сторону ботинок. Будто следуя какому-то четкому алгоритму, запер входную дверь. Потом осторожно и абсолютно бесшумно открыл дверь в ванную, чувствуя, что его сердце обличитель слышат, наверно, даже на первом этаже.
Коулсон сидел по грудь в пене с закрытыми глазами, откинувшись на спинку, в три-четверти от Бартона. Кому-то этот кадр, наверно, показался бы забавным, но Бартону было не до смеха. Бартон только сейчас понял, что надо было, наверно, снять джинсы, а то уже неудобно. Какая-то расслабляющая музыка едва заметно создавала приятный фон, что-то то ли на греческом, то ли на итальянском – вдумываться Бартон уже не мог, его мозг отказался выдавать какие бы то ни было мысли, которые не касались Коулсона с обнаженными плечами. С лежащими на бортике руками. Со склоненной будто в задумчивости головой и с этой линией шеи от волос вниз, по позвоночнику.
Бартон прикрыл дверь, пытаясь призвать на помощь себя обычного, чтобы хоть немного лучше соображать. Ступая как можно тише босыми ногами, он зашел вдоль стенки за небольшое пологое возвышение, в котором покоилась ванна, оперся руками о плитку, склонился, навис сверху над черной макушкой, пожирая взглядом грудь, плечи, руки, влажные ладони, шею, шею… Встав на колени на возвышение и оказавшись головой вровень, он задержал дыхание, приблизился и, на всякий случай попрощавшись с жизнью и целыми костями, коснулся губами мочки правого уха.
Коулсон даже не дернулся. Не открывая глаз, тихо сказал:
- Я слышал, как ты вошел.
Совершенно обычным голосом Коулсона. Бартон, теряя здравый рассудок, как-то по-шальному усмехнулся, пробормотал:
- Значит, ты мог бы выгнать меня сразу.
Не удержался, коснулся уха еще раз, прихватил губами.
- Мог бы, - ответил Коулсон через невыносимо долгие несколько секунд. Ободренный тем, что до сих пор не валяется на кафеле скрученным с вывернутыми руками за спиной, Бартон накрыл его руки своими, сполз губами по шее, всё еще не рискуя касаться языком, будто спрашивая разрешения.
Черт побери, он уже полгода спрашивает этого разрешения, это давно вошло в привычку, обесценилось и прижилось, так какого черта его так трясет.
Коулсон прямо не ответил ни разу за все эти полгода. Коулсон не отвечал и сейчас, не меняя позу, не прогоняя, не приглашая – будто ждал, что Бартон перебесится или устыдиться или передумает, только Бартон сейчас дошел уже до той точки, когда легче застрелиться, чем передумать.
- Бартон, позвольте поинтересоваться, вы таким образом от чего меня охраняете?
С трудом оторвавшись от кожи, Клинт поднял голову и буквально напоролся на непроницаемый взгляд – Коулсон едва повернул голову, но Бартона будто кипятком окатило. В этих глазах можно было с равным успехом прочитать что угодно. «Давай, рискни» - прочитал в них Бартон, и дальше думать было уже просто опасно для здоровья и психологического равновесия. Он с грацией кошачьего сдвинулся вправо, шаг, второй, поворот – и легко скользнул в ванну, в два плавных движения оказавшись строго напротив, упершись руками в бортик по обе стороны от Коулсона. От настолько невообразимого, до сумасшествия настоящего обнаженного Коулсона с сильными плечами и приподнятым с вызовом подбородком, что Бартон даже не сразу понял, что что-то не то.
- Бартон, - вдруг нарушил напряженную тишину плеска воды Коулсон, на секунду сбив Клинта с поставленной цели в виде тонких губ. Точно так же он говорил «Бартон.» всегда. «Бартон.» было ответом на все его экстравагантные предложения. «Бартон.» было достаточно, чтобы он проникся всей степенью своей виновности.
- Да, сэр? – Клинту на миг показалось, что вода в ванной ледяная.
- Вы влезли в мою ванну в джинсах, - голос у Коулсона звенел, то ли от ярости, то ли от напряжения, Бартон готов был его задушить за то, что он абсолютно, совершенно не понимал, что творится у него в голове.
«В джинсах?..»
- Плевать, - Бартон резко подался вперед и, замедлившись в последний момент, осторожно коснулся губ.
Никакой реакции.
Внешне никакой. Внутренне Бартон чувствовал себя всеми Калигулами сразу, что-то случилось с рецепторами – он чувствовал тепло зажатых между его ногами в джинсах ног Коулсона, но абсолютно не ощущал температуры воды. Мучительно хотелось расстегнуть джинсы, но он боялся сделать лишнего движения.
Проведя губами чуть правее, он осторожно скользнул языком по нижней губе, чуть прихватил, чувствуя, как где-то рушатся миры и вселенные. Его не били. Ему не отвечали.
Отстранившись, Клинт посмотрел в голубые глаза, думая, что это уже как минимум неприлично – не отвечать «да» или «нет» сейчас, когда это уже меньше всего похоже на чисто деловые отношения.
- Нравится меня мучить, да? – не удержался Бартон, какая-то часть которого уже пыталась примирить его с тем, что придется уйти.
- Нравится, - неожиданно улыбнулся Коулсон. Положил руку Бартону на затылок. И сам подался вперед, решительно прижимаясь к губам, как будто он уже давно всё для себя решил, и только что-то до сих пор мешало ему ответить. От скользнувшего по зубам языка Клинт чуть не кончил сразу – получив долгожданное разрешение, заставил Коулсона откинуться обратно на спинку, целовал жадно, пытаясь запомнить это ощущение на всю жизнь.
Целовался Коулсон так, как никто на его памяти – со вкусом, беззастенчиво, бесстыдно, при этом парадоксально спокойно и размеренно, от чего Бартон путался в желаниях стонать, кусать, вжимать его сильнее, сильнее, заставить откинуться, ах ты черт…
- Бартон.
Увлекшийся Клинт опомнился не сразу, зато потом отшатнулся, посмотрел испуганными глазами. Коулсон, как-то рефлекторно облизнувшись, успокаивающе провел ладонью по обнаженной шее Бартона, по плечу:
- Успокойся, Клинт, я никуда не денусь. Просто тебе не кажется, что разумнее было бы снять с тебя джинсы и перейти в спальню?
- Ты хочешь? - поднял голову Бартон.
Коулсон безошибочно прочитал этот взгляд. Прищурившись, он посмотрел как-то совершенно по-другому, рука скользнула выше, пальцы пробежались за ухом… сжались, цепко хватаясь за волосы. Довольно грубо потянули назад – Клинт послушно откинул голову, обнажая горло. От предвкушения свело мышцы пресса.
- Бартон?
- Я слушаюсь, сэр.
Вот где прятался человек. Вот где наконец упала маска первоклассного профессионала, которую он так безрезультатно пытался сорвать с него всё это время. Вот где агент становится реальным.
Отпустив Бартона, Коулсон легко потянулся на руках, выскальзывая из-под ног лучника, уселся, оставив ноги опущенными в ванну, откинувшись спиной на облицованную плиткой стенку – вода ручьями потекла по нагретой поверхности с обнаженного тела, такими же ручьями потек моментально выступивший пот на спине у Бартона от такого зрелища. Во рту пересохло, рука непроизвольно обхватила до боли стоящий член под водой, расстегнутые джинсы действительно мешались бы, если бы ему не было настолько наплевать.
Он хотел его всего, целиком, он хотел раствориться, забыть о себе, полностью отдаться другому человеку, лишь бы ему было хорошо. Очень хорошо. Настолько хорошо, насколько он заслуживает.
Коулсон заслуживал явно больше, чем Бартон мог ему дать, но он отдаст всё. До конца.
Клинт нерешительно поднял взгляд и, получив в ответ одобрительный легкий кивок, тенью метнулся вперед, прижимаясь грудью к гладкой теплой стенке ванны, положил руки на узкие бедра и под звуки внутренних фанфар и взрывающихся фейерверков взял еще нетвердо стоящий член в рот. Не до конца, хотя он считал себя глубоким минетчиком. Впрочем, это было уже неважно - он уже на этом этапе изнывал от чего-то невыразимого, совершенно незнакомого, он не знал, как об этом сказать. Он был счастлив, абсолютно счастлив от этого ощущения твердеющего члена во рту, от того, что после сотен проигранных в голове разов это наконец происходит вживую. Абстрагировавшись, будто не существует больше ничего во вселенной, он дал волю себе и всему своему накопленному опыту. Меняя ритмы, помогая руками, он выпускал изо рта, склоняясь на бок, широко проводя языком от основания до головки или касаясь нежно, выписывая невидимые узоры, цепляя языком уздечку. Забирал немного, обхватывая упругими губами головку, помедлив, пропускал глубже, глубже – то неспешно, с усилием, то легче, пытаясь угадать нужный темп. Себя не трогал – боялся, что ему хватит одного-двух движений, чтобы кончить, а кончать ему не хотелось.
Ему вообще не хотелось никак менять эту чудом воцарившуюся в изменчивой вселенной ситуацию.
Изменил Коулсон.
- Бартон, я не знаю, где вы так научились… - услышал Клинт хриплый голос, меньше всего похожий на голос шефа. Подняв голову, он как-то глупо и по-детски спросил, прежде чем подумал:
- Вам нравится?
Коулсон распластался по стене, весь как-то растекся, размяк, и «нравится» - это явно было слишком мягко сказано.
- Скажем так, - пытался сохранить прежний облик он. – Если вы сейчас же не прекратите, я уже не смогу… черт…
Отчетливо почувствовавший себя сейчас абсолютно влюбленным Бартон, не дослушав, опустил голову, провел губами по каменному от пресса животу ниже, круговыми движениями языка прошелся от основания члена наверх и заглотил сразу по максимуму.
- Клинт, твою мать!.. – то ли выдохнул, то ли вдохнул Коулсон, и Бартон почувствовал, как его схватили за волосы стальной хваткой и с силой насадили глубже – видимо, и у железных сдают нервы…
Командуй.
Управляй.
Контролируй.
Мне не больно, мне не может быть больно, мне не будет больно, даже если ты проведешь мне по коже ножом, исполосуешь меня, даже если ты ударишь меня, даже если ты вывернешь мне руки, поставишь на колени, заставишь просить или умолять – командуй. Управляй. Контролируй. Делай всё, что захочешь ты, потому что существуешь только ты, только ты и твои желания.
Он умудрился удержаться. Отнял руку, наверно, в последний момент – даже отполз чуть дальше, чтобы Клинту не пришло в голову тянуться следом. Тяжело дышащий Бартон послушно поднял затуманенный взгляд, Коулсон, видимо, досчитал до десяти, потом открыл глаза, скомандовал, не разжимая зубов:
- В кровать. Быстро.
Два раза повторять не пришлось – Бартон вылез из ванны, не без труда стянул мокрые джинсы, оставляя целые лужи за собой. Как-то сразу оказался на постели на четвереньках, упираясь лбом подставленные руки – кто-то успел снять покрывало, простынь холодила мокрые ноги и локти, воздух холодил всё остальное. Когда по спине потекло что-то густое, тоже холодное, он не удержался, выгнулся, чувствуя, как оно ползет по впадине позвоночника, как затекает в сфинктер, течет ниже… Нервные окончания обострились до предела, он чувствовал, как сильные пальцы чересчур легко проводят по влажной коже, как не без усилий проникают внутрь – Бартону показалось, что сейчас у него подкосятся ноги, руки, что он сломается, остановится, закончится вот прямо сейчас в этот самый момент, что такого не было ни с кем и никогда, что его организм и его мозг сошли с ума на пару и не собираются приводить в порядок растрепавшиеся чувства.
- Долго еще… - машинально начал он, чуть подаваясь назад, чтобы насадиться на дразнящий палец, но его оборвал звенящий голос, как будто порвалась гитарная струна:
- Что?
Бартон быстро опустил голову обратно, закусив губу. Забылся. Забылся больше, чем мог бы забыться в принципе – он бы обязательно развил эту мысль, но тут сильные руки сжали бедра и одним резким движением насадили до упора, не щадя ни тела, ни мыслей, не давая вырваться или отстраниться.
Бартон заорал.
Бартон вцепился в простынь руками – он не мог толком понять, хорошо ему или плохо, если небо и земля поменялись местами, если солнце и луна поменялись временами дня, если Коулсон сейчас прижимался к нему сзади, насадив его на свой немаленький член, упираясь лбом в затылок, обхватив его так крепко, что, кажется, сейчас сольются в одного.
По ощущениям, заканчивался он где-то в животе. От этого осознания волосы на загривке встали дыбом, кожа покрылась мурашками. Коулсон чуть подался назад и снова резко – вперед, чуть не разрывая, подчиняя, присваивая, припечатывая. Выпрямился, чуть помедлил – подождал, пока Бартон сам качнется назад – и стал вбиваться сильно, грубо, жадно. Чем сильнее Бартон пытался молчать – тем громче он стонал. Ему некогда было думать о сбывающихся мечтах и маниях – он пытался не задохнуться, успеть перехватить хоть немного воздуха сжимающимися легкими. Повинуясь рукам, поднялся, откинулся назад, прижался спиной к чужой груди, запрокидывая голову и теряя остатки самообладания от ощущения укуса на шее. Каждый всплеск боли моментально отдавался в голову наслаждением, от которого он пьянел и двигался всё развратнее, всё дальше.
Коулсон без труда завернул его руки за спину, перехватив, нажав на какие-то точки под запястьями, так, что Бартон не мог ими пошевелить.
- Смотри, - прошептал он в самое ухо. Балдеющий Бартон с трудом разлепил глаза, увидел блеснувший отблеск света на полоске металла. Нож, - промелькнуло в голове. Нож для фруктов, лежал на столе. Обдало жаром, как будто его кинули в открытый огонь, он затрепыхался в цепких руках, чувствуя, как ходят под кожей ребра, как напрягаются и сжимаются вокруг члена внутри мышцы.
Нож медленно приблизился к коже над левым соском, коснулся тупой стороной. Неспешно повернулся, едва надавил...
В следующий миг жизнь для сходящего с ума Бартона кончилась. Кажется, он кричал, кончая без рук – или стонал, или это вообще был не он, а кто-то другой, потому что он за всю свою жизнь не разу не испытывал всё настолько ярко и чувственно. Кажется, он бился, зажатый между обжигающим телом и кроватью, царапая пальцами простынь, будто пытался выползти. Кажется, он даже увидел космос или какой-то другой мир, расцветающий на внутренних веках зажмуренных до боли глаз.
Одно он знал точно.
Не переживи он подобное в своей жизни – она была бы прожита зря.

К тому моменту, как Бартон смог вспомнить, кто он и что он тут, собственно делает, он уже лежал на смятой простыне на кровати, вцепившемся в руку Коулсона так, будто боялся, что тот сейчас уйдет или вообще окажется норвежским полтергейстом и растворится с тихим «Пффф».
- Клинт, я польщен, но, если честно, мне больно.
Бартон вздрогнул, отпустил. Тело стонало, ныло, пыталось то ли расплавиться, то ли рассыпаться от обилия ощущений. Прикрывшийся покрывалом Коулсон, подтянувшись до полусидячего положения, смотрел на Клинта сверху вниз как-то насмешливо, но по-доброму, как на провинившегося ребенка. Стоило Клинту открыть рот, поморщился, перебивая:
- Только попробуй назвать меня «сэр».
Бартон улыбнулся. Нерешительно. Отчасти потому, что не был уверен, что его саднящие губы способны выполнить это сложное действие, отчасти потому, что не верил собственному счастью.
- Если ты сейчас ударишь меня по голове, а по пробуждению скажешь, что мне всё приснилось – я не удивлюсь, - честно прохрипел Бартон. – Потому что в реальности такого быть не могло.
- Я предлагаю другой вариант, - Коулсон буквально на глазах превращался в совершенно знакомого и привычного Коулсона. – Сейчас ты поспишь, потому что ты устал. А утром мы вместе решим, было это или нет.
- Хорошо, сэр, - машинально ответил Бартон, поворачиваясь и обнимая Коулсона, прижимая его к себе с абсолютно глупой улыбкой, со стойким ощущением никогда больше не отпускать на всю свою долгую жизнь. Глаза закрывались сами собой, и ощутимый толчок локтем в ответ он уже едва почувствовал.
- Надо было брать кого-то еще, - скорее угадал, чем услышал он. – Чтобы защищал меня от тебя. Или тебя от меня.
В волосы зарылись чужие пальцы, так бережно и естественно, как будто изначально были предназначены именно для этого.

- Клинт, как у вас там?
- Работаем. Сегодня выходили на объект, по прикидкам Коулсона, двое суток хватит.
- Как он там?
- В смысле? Ничего, всё в порядке, весел и свеж.
- Ну просто он так хотел эту поездку, как будто у него какие-то жизненно важные вопросы там должны решаться.
- …
- Клинт?
- Да, Наташ. Да. Решаются. Уже решились.