Fury is a Liar

[YoJek]

Название: Fury is a liar.
Автор:  Йож во фраке
Фандом: The Avengers
Пейринг: Коулсон/Бартон
Рейтинг: PG-13 с натяфкой)
Содержание: Бартон не верит в смерть Коулсона и всеми силами пытается докопаться до правды.
Дисклеймеры: как всегда, ничего своего :3
От автора: Это были лихие месяцы после выхода Мстителей, мы развлекались как могли... Те же, там же - тот же Торфест.

Глаза у Наташи были какие-то неправильные. Слишком уж томные, сочувствующие. Слишком даже для коллеги, вынужденной сообщить, что за время его временного спровоцированного Локи помешательства он чуть не разрушил главную базу, убивал своих же людей, и вообще поставил всю планету под угрозу.
Сидя на койке, Бартон терпеливо выслушал всё, что она, пряча глаза и стараясь выглядеть беспристрастным профессионалом, рассказала сама. Он толком так и не понял, что случилось с его сердцем тогда – то ли оно перестало биться, то ли билось, наоборот, в слишком быстром для того, чтобы уловить, ритме – зато теперь, возвратившись к привычному темпу, отдавалось чуть ли не по всему телу. Он слушал гулкие удары крови прямо в голове, в шее, в каждом пальце на руках и ногах, и пытался вспомнить, были ли такие шумовые эффекы до того рокового момента.
- Наташ, - окликнул он коллегу, когда та выдохлась и вроде бы даже собралась уходить. Наташа вздрогнула, но села. Подозрения Клинта усилились, неприятно похолодел лоб.
- Чего я еще не знаю?
Нат посмотрела с таким женским сочувствием в глазах, что оно полностью окупило всю её мужеподобную работу, призвание и сущность.
- Я взорвал Белый дом? Убил последнего сибирского тигра? Начал ядерную войну? – Клинт сам толком не мог понять, шутит он или серьезно, но выдерживать это переполненное жалостью молчание было просто невозможно, у него и так нервы стали ни к черту.
- Хуже.
- Да куда уж ху…
- Клинт, Локи убил Коулсона.
Сначала Бартон подумал, что что-то с Наташей. Она, видимо, в драке тоже повредилась, если говорит с такими честными глазами такие неестественные вещи. Не может такого быть. По определению – не может, не в этой Вселенной, не в этой плоскости мироздания.
Он попытался улыбнуться, но мышцы лица отказали начисто.
Следующая мысль была про то, что Нат слишком уж сильно приложила его лбом о перила, и все эмоциональные настройки сбились, поэтому чувства и мысли преломлялись и выворачивались. Он очень хорошо услышал эти три слова – «Локи убил Коулсона». Он даже за какую-то десятую долю секунды разобрал их по слогам и по буквам – «у-бил Ко-ул-со-на», прогнал их за следующую десятую долю в мозгу раз сто, но понятнее не стало.
- Прости?..
- Клинт, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, - Бартон не верил своим глазам – несгибаемая Вдова, казалось, сейчас кинется ему на шею, прижмет к себе и будет гладить по голове, успокаивая, как малого ребенка.
Ох, черт, реально кинулась.
- Нат, ты чего?! – отшатнулся Клинт как от прокаженного, но не так-то просто отшатнуться от вознамерившейся пожалеть тебя русской женщины.
- Клинт, для нас для всех это трагедия, мы были не готовы, мы не думали, что он решится на такой шаг, Клинт, постарайся взять себя в руки, мы всё еще нужны, и ты всё еще нужен, - бормотала Наташа куда-то на ухо, прижимаясь к нему всей верхней половиной тела. Спандекс рукавов не очень приятно терся о шею.
Уровень абсурда зашкаливал, переставший осознавать окружающее Бартон чувствовал себя главным персонажем передачи «Подстава». Сейчас Нат снимет маску и окажется Эштоном Катчером, распахивается дверь, кругом букеты, фейерверки и всеобщее счастье, и живой шеф лично несет ему тортик…
Наташа маску не снимала. Дверь не распахивалась.
Тогда Бартон аккуратно, но настойчиво отцепил от себя Наташу и, не говоря ни слова, ушел в ванную – не очень понимая, что и зачем он делает. Закрыв за собой дверь, он какое-то время тупо пялился в зеркало над раковиной на свои отчего-то вспотевшие руки и мокрый лоб. Зеркало отвечало безумным взглядом из-под сведенных в отчаянном напряжении бровей.
В следующий момент зеркало разлетелось по ванне сотней осколков, крапленых алыми каплями из оцарапанного локтя. Второй удар, третий, четвертый, сбился со счета. Звоном ошпарило слух. Мазнуло по щеке. По виску.
Бартон оставался совершенно, абсолютно спокоен.
Как стадо сфинксов.
Как покрытые пылью плиты древнейших пирамид.
Лишь добившись того, что в держащей раме остались только торчащие по периметру подобно зубам треугольные осколки, спокойный Бартон тихо сполз по стене, до боли сжав голову руками.
Он обещал ему, что защитит от всего, даже если понадобится отдать жизнь. Он обещал появляться всегда вовремя и никогда не опаздывать, и обязательно быть рядом в критические моменты. Он много чего обещал в серьезных промежутках между своими вечными дурачествами, сам свято верил и не сомневался ни на секунду – хотя и это было, в сущности, глупостью и детскими забавами мальчишки. Неизменно живущий внутри мальчишка всегда приходил в такой восторг от этого серьезного, немного снисходительного и чуть насмешливого взгляда.
На усеянном осколками полу ванны истеричный мальчишка боролся с профессионалом и даже продержался целых десять минут. Когда через десять минут пришел капитан сообщить о вылете к башне Старка, Бартон уже придушил себя достаточно для того, чтобы казаться абсолютно собранным, невозмутимым и рвущимся в бой. Теперь вся вселенная вокруг сошлась на одном имени – Локи.
Ло-ки у-бил Ко-ул-со-на.

- Директор Фьюри?
- Агент Бартон, - отозвался Фьюри, и не подумав повернуться. Конечно, очередные километры данных относительно нанесенных Нью-Йорку повреждений, тайпскрипты новых свидетелей, обновленные статистики о жертвах и всё прочее, что заполняло экраны перед директором, было гораздо интереснее. Со дня поимки и отправки Локи прошло уже две недели, и, хотя весь мир еще буквально бурлил разговорами о произошедшем и девяносто процентов статей всех зарубежных газет посвящались произошедшим событиям, в самом Нью-Йорке жизнь постепенно начинала входить в привычную колею.
Бартон шел рядом с привычной колеей и даже не завидовал никому из тех, кто вернулся к обычной жизни. Как-то не до того было. Все эти две недели он исправно следовал своему привычному распорядку дня, жил по часам и послушно выполнял всё, что от него требовали – в том числе добросовестно просиживал по три часа каждое утро в медкабинете, где его обследовали на остаточное влияние ментального воздействия. Он неизменно ложился спать в двенадцать, и всё никак не мог понять ближе к утру, получалось у него заснуть или нет – до того момента, как его неизменно будила встревоженная его тихим воем собака. Значит, всё-таки получалось. Боевая метровая в холке хаски тыкалась мокрым носом хозяину в мокрые щеки и пыталась доказать всем своим видом, что всё хорошо, она рядом и будет рядом всегда.
Хозяину от этого было не легче.
- Агент Бартон, я слушаю, – соизволил обернуться не дождавшийся ответа Фьюри. Вопреки всем правилам устава прислонившийся к косяку дверного проема Клинт прищурился, вглядываясь, но не обнаружил ни малейшего признака того, что директор «потерял свой последний глаз». Вот уж кто настоящий профессионал, действительно.
- Сэр, я хотел бы узнать, куда пропал агент Коулсон.
Фьюри, решивший уже было вернуться к своим отчетам, обернулся снова. Моргнул. Потом повернулся всем корпусом и, широко расставив ноги, встал в позу, характеризующуюся чем-то средним между «обломитесь, я здесь самый главный» и «я так вам сочувствую, можете не верить, но просто извелся весь».
- Бартон, агент Коулсон…
- Я знаю, - грубо оборвал его Клинт, совершенно не заботясь о возможном выговоре на тему «как надо разговаривать с начальством». – Я спрашиваю, куда вы его дели.
- Простите? – приподнял бровь Фьюри. Клинт отлепился от косяка и, не вытаскивая руки из карманов, подошел ближе.
- Я хотел бы узнать, - четко, с расстановкой в третий раз завел он. - Куда делось тело убитого агента Коулсона с борта базы. Медики молчат, я спрашивал.
- Агент Бартон, вас это не касается, - моментально утвердился в позе «обломитесь, я здесь самый главный» Фьюри. – Вы не…
- Касается, - посмотрел на директора снизу вверх Бартон. - Меня. Это. Касается.
Фьюри хотел что-то сказать – судя по блеснувшему глазу, не очень лицеприятное, что-нибудь про то, что он тоже потерял лучшего агента и главного помощника и просто друга, и какая это для всех трагедия… Передумал. Даже стал похож на человека – оказался как-то ниже, положил Бартону руку на плечо, сказал примиряющим голосом:
- Клинт, я понимаю, что ты чувствуешь. К тому же, ты еще не пришел в себя после ментального вмешательства, это серьезная психологическая травма, даже сильнейший может ослабеть. Кстати, настоятельно советую тебе всё-таки появиться у штатного психолога, ради тебя же самого, и…
- В тот день с базы пыталось вылететь два истребителя, - спокойно сказал Бартон. – Второй выпустил ядерную ракету, которую Тони успешно отправил в портал. Приказ Совета Безопасности. Как это вы говорили? А, они обхитрили вас, верно? Вы повелись, увидев взлетающий истребитель, кинулись со своим гранатометом, взорвали имущество ЩИТа в целях сохранения мира во всем мире и не успели перехватить второй.
Фьюри по-прежнему изображал заботливого отца больного на голову ребенка.
- Тело Коулсона было на борту первого. Так?
- Что?.. – отшатнулся Фьюри.
- Тело Коулсона, - терпеливо повторил Бартон. – Вы взорвали истребитель с телом вашего главного помощника, так?
- Бартон, вы спятили! Зачем мне, по-вашему, это делать?
- Не вам, Совету. Раз уж они додумались пустить обманку, что им стоило отдать приказ кому-то из вашего командования посадить туда вместо живого пилота куклу. Они знали, что вы будете стрелять, и не могли разбрасываться лишними людьми. Похоже, у кого-то нашлась идея… - Бартон на миг запнулся. – …получше. Я верю старине Шерлоку, сэр, а он говорил – отметите все невозможные варианты, и оставшийся будет правдой, каким бы немыслимым он ни казался. Других вариантов нет, я не валял дурака эти две недели. Я не осуждаю вас, вы не могли знать, но я требую, чтобы вы сказали, так было?
От Фьюри веяло таким холодом, что даже слепой бы устыдился, извинился и тихо ушел. Бартон был не слеп, хуже – Бартон был неадекватен.
- Уверяю вас, агент, вы ошибаетесь.
- Тогда скажите мне, куда вы его дели!
- Какая вам разница?!
Клинт вскинулся, но второй раз это не подействовало – Фьюри был грозен и непоколебим, как скала:
- Любая информация относительно моих помощников может быть засекречена при необходимости, и вы не имеете права требовать от меня выдать её вам! Даже делая скидку на ваше посттравматическое состояние я вынужден приказать вам немедленно прекратить предъявлять начальству претензии подобного рода, вам понятно?
Бартон молчал.
- Я не слышу, сержант!
- Так точно, сэр, - на автопилоте ответил кто-то внутри Бартона, пока тот сжимал кулаки до хруста в пальцах.
- Тогда удалитесь немедленно.
Клинт повернулся на каблуках и, не видя перед собой ничего от злости, пошел к выходу.
- Бартон! – не удержавшись, окликнул его Фьюри, когда он был уже у самой двери. Клинт повернулся вполоборота, уставился куда-то в пол. Фьюри, начинавший всерьез беспокоиться за психологическое здоровье Хоукая, наставительно добавил: - Психолог, Бартон.
Клинт молча вышел, с силой рванув за собой лязгнувшую дверь.

По сути, Бартон и сам себе не смог бы объяснить, почему его так зацепил этот вопрос, эта несущественная, в общем-то, мелочь. Может быть, он просто цеплялся за какие-то бытовые вещи, чтобы не скатиться туда, куда ему и посмотреть-то было страшно. Сначала он думал, что найдет ответ быстро – для этого стоило всего лишь расспросить медиков или кого-то из знающих агентов. Но медики оказались теми еще партизанами, никаких данных о вывозе тела среди доступной информации не было, среди недоступной – взламывать легкие уровни защиты у Бартона вошло в привычку – тоже. Знающие агенты оказались все как один незнающими. После этого в нем взыграл даже какой-то профессиональный интерес, если говорить точнее – слабо промелькнуло бледное подобие интереса. Проследив по отчетным записям весь покидавший корабль транспорт, он убедился, что Коулсона на нем не вывозили. Нет, не то чтобы это был такой уж важный вопрос. Но черт побери, куда он всё-таки делся?..
Это была еще не надежда. Не намек на надежду. Не даже намек на намек на надежду. Это было скорее похоже на первые признаки безумия и отчаянные попытки занять свой гибнущий мозг.
Конечно, он был там, в этом истребителе. А потом это дело замяли, потому что иначе был бы скандал. По всем документам он мертв. По всем из тех, до которых Бартону удалось добраться.
Идя по коридору, Бартон снова и снова прогонял услышанное, надеясь выловить хоть что-то заслуживающее внимания или доверия. Такового не находилось, зато всплыла фраза «Я понимаю, что ты чувствуешь». Кажется, что-то подобное говорила ему и Наташа, и Старк как-то странно обмолвился… Впервые мелькнула мысль о том, а многие ли вообще были в курсе. Мелькнула – и тут же самоуничтожилась от собственной мелочности и никчемности по сравнению с той пустыней, в которую превратился его выжженный мозг.
Психологическая травма?..
Клинт чуть замедлил ход. Черт бы вас всех побрал. Может быть и травма. Может быть, он чувствует себя брошенным в камеру-одиночку сумасшедшим не из-за смерти Коулсона. Может быть, это действительно последствия изменения сознания. Только что-то ему подсказывает, ни один психолог не ответит ему на этот вопрос – пока его самого не заморозят жезлом читаури.
- Клинт? – не сразу услышал из своей астральной ракушки Бартон. Подняв голову, увидел выходящего из офисных помещений Сорроса – бойкого кудрявого итальянца, завербованного в пилоты порядка года назад. У Сорроса была невероятно красивая мексиканка-жена и прелестная пятилетняя дочурка, и по этой причине служба внутренней безопасности никогда не спускала с него тревожных глаз.
- Привет, - пожал ему руку Бартон. Непривычно печальный Соррос зашагал рядом.
- Ты тоже на похороны?
Клинт вздрогнул, остановился.
- Похороны? Кого?
- Джармуша. Он… - Соррос поморщился, качнулся с носка на пятку, отводя взгляд. – Он выполнял приказ Совета – взлететь в таком-то истребителе, с первый полосы. Они знали. Знали, что по нему будут стрелять – и всё равно отправили туда, понимаешь?
Бартон понимал.
Или не понимал. Он еще не решил.
- То есть он сидел в том истребителе, который был сбит?
- Нашим ответственным командованием, - кисло улыбнулся Соррос. – Знаешь, порой я думаю, что мне неплохо жилось там, на Сицилии. Там как-то всё… проще было, что ли… Клинт? – крикнул он в спину Бартону, но тот уже не слушал. Впервые за долгое время в голове у Хоукая появилось хоть что-то кроме выжженной земли ядерного апокалипсиса. Даже дышать легче стало.

- Слушаю? – раздался в трубке пожилой женский голос того самого удивительного тембра, который до старости лет вызывает у мужчин легкую местную невесомость в районе грудной клетки. Клинт очень хорошо запомнил этот голос с того единственного раза, когда они случайно встретились с его обладательницей. В невероятно теплый даже для апреля выходной день. Тогда было так много солнца, что её светлое платье по удивительно стройной для её возраста фигуре слепило глаза, и так изящно на его памяти еще никто не носил шляпок. Ах да, и этот умный лучистый взгляд, так трогательно перешедший по наследству.
- Миссис Коулсон? – помолчав, зачем-то уточнил Клинт, только сейчас обнаружив, что, хотя в Сан-Франциско еще только одиннадцать вечера, она могла уже ложиться спать. И к тому же он совершенно не знает, как с ней разговаривать. «Извините, а вашего сына случайно не убили?»? «Простите, когда будут похороны?»?..
- Это Клинт Бартон.
- Мистер Бартон, очень рада вас слышать, - потеплел голос, и намек на намек на надежду внутри у Бартона сделал крохотный шажок к стадии «намек на надежду». Впрочем, велика вероятность того, что ей еще не сказали. Хотя прошло две недели. Куда уж позже. И потом, она не могла не видеть, что происходит в городе. Весь мир видел. Она не могла не…
Мысли толпились и сбивались в неразборчивую кучу.
- Как вы себя чувствуете после всего, что у вас там творилось? Как Фил?
Это было в высшей степени неприлично, но Бартон быстро нажал кнопку отбоя и отшвырнул от себя телефон подальше. Во-первых, он искренне не знал, что ответить. Во-вторых, он просто не смог бы сказать ни слова – горло как будто перехватило стальным обручем, а заодно грудную клетку, сердце и каждое легкое по отдельности.
Через десять глубоких вдохов и выдохов Клинт наконец смог взять себя в руки и размышлять более-менее здраво. В ночном дежурстве на базе есть свои преимущества – свобода действий значительно больше, чем днем, и у него впереди еще как минимум часов пять. По документам ничего найти не удалось. Остаются видеозаписи. В комнату с архивными видеозаписями систем наблюдения ему вряд ли удастся попасть, но есть надежда, что события двухнедельной давности в архив еще не сдали. Уничтожать их вряд ли рискнули, всё-таки дело подотчетное.
Да вашу ж мать, какое это имеет значение, если каким-то невероятным чудом, каким-то невообразимым способом он всё-таки… жив?
Клинт подорвался, чуть не уронив стул.
Доказать сидящему на наблюдательном посте агенту, что ему необходимо просмотреть доступные видеозаписи, для закусившего удила Бартона не составило труда. Усевшись за выделенный экран, Клинт старательно перепроверил наличие видеозаписей по хронометражу и по количеству камер. Практически сразу стало ясно, что отследить хоть что-то в творившейся тогда суматохе нереально в принципе. С вертоносца ежеминутно один за другим отправлялись десятки боингов с экспертами по оружию, технологами и «чистильщиками», на другую палубу с той же периодичностью приземлялся прилетевший из Нью-Йорка транспорт с образцами инопланетного оружия и трупами читаури – самолеты разгружали, перегоняли на нижнюю взлетную полосу и тут же отправляли дальше. От снующего по палубам персонала, грузчиков, экспертов и пилотом рябило в глазах, и, если бы этот хаос был чуть менее упорядоченным, его можно было бы сравнить с паникой в Нью-Йорке. Открыв всё еще находящиеся в свободном доступе графики вылетов и прилетов – попутно искренне посочувствовав тем, кому пришлось это всё фиксировать – Бартон убедился, что читаури доставлялись и на все находящиеся в непосредственной близи от Нью-Йорка базы ЩИТа, а успевшие утащить себе кусочек пришельца на сувенир горожане – в медицинские центры для суровой химической и биологической проверки. В довершении картины с этих самых баз на вертоносец тоже прибывали корабли – с экспертами всех возможных специализаций, полов и возрастов. Проще говоря, если бы на борт тайно прибыла Статуя Свободы по частям, никто бы не заметил.
Легче было бы найти нужную пчелу в гудящем улье, а еще точнее – на целой пасеке гудящих ульев, но Бартона было уже не остановить. Найдя кусок ватмана и стащив у задремавшего дежурного ручку, он разложил лист на полу, придавив чьими-то оставленными папками и кружкой с остывшим чаем. Голова была кристально ясной, он знал, что надо делать, а сколько для этого потребуется времени или сил – не имеет никакого значения. Сверившись с картой расположений объектов ЩИТа, он, ползая на четвереньках по полу, обозначил на ватмане все базы, куда и откуда отправлялись самолеты, отметив отдельной загогулиной вертоносец. Затем с усердием одержимого маньяка стал отмечать все рейсы по общему отчету вылетов и прилетов, составленному по результатам дежурных каждой базы, периодически сверяясь с видеозаписью. Он сбился со счета где-то на сорок пятом, потом чертил уже молча, стараясь не отвлекаться ни на что, боясь пропустить любую мелочь. Каждая линия помечалась бортовым знаком самолета, цифры от постоянного напряжения начинали путаться, меняться местами, приходилось перепроверять и исправлять. Через три часа монотонных действий весь ватман был буквально исполосован одноцветными пересекающимися линиями, и белого на его поверхности осталось от силы двадцать процентов. В принципе, отследить что-то тут было бы, наверно, еще сложнее, чем по видеозаписям, но Бартон вдруг резко выпрямился и сел на пятки, смотря на получившуюся паутину неверящим взглядом. Покрасневшие от напряжения глаза азартно блеснули, он снова опустился на четвереньки и еще раз провел пальцем по одной из сотен линий. Стукнул кулаком по листу, подполз к столу и специально выделил какую-то строчку в отчетах, готовый отказаться от внезапного открытия из-за небрежности или невнимательности. Но строчка не изменилась – боинг 324V действительно вылетел с вертоносца по направлению к одной из баз. На базу эту он не прилетел. Более того, он не прилетел ни на одну из других баз, его не зафиксировали в Нью-Йорке, и вернулся он только спустя… Бартон метнулся к ватману. Да. Спустя шесть часов. Это что, воздушная экскурсия над штатами?..
Бартон со стоном упал на ватман, перевернулся на спину и раскинул руки. Он чувствовал себя всеми ищейками мира сразу, а еще впервые за долго время что-то, отдаленно напоминающее радость. Смотря остановившимся взглядом в потолок, он вдруг с совершенной отчетливостью понял, что Коулсон был на боинге 324V. Живой ли, мертвый – но был.

Как оказалось впоследствии, это открытие ничего ему не дало. Все попытки выяснить, куда же делся злополучный боинг, обламывались еще в самом начале – создавалось ощущение, что его и не было вовсе, никто ничего не знал, или делал вид, что не знал. Клинт всё больше чувствовал себя вопиющим в пустыне – на него уже косились даже рядовые сотрудники, его то и дело бралась успокаивать Наташа, и так заботливо хлопали по плечу, что зубы сводило. Если бы выяснилось, что никакого боинга 324V в базе транспорта ЩИТа нет вовсе, Бартон бы уже не знал, во что верить – в собственную неадекватность или в коварство зачем-то пытающихся скрыть информацию людей. Но проверять он не решался.
В один из следующих дней его, неприкаянно шатающегося по коридорам в надежде на чудо, окликнул высунувшийся из дверей лаборатории Беннер:
- Клинт, у тебя всё в порядке?
Да, - хотел ответить Клинт. У меня всё в порядке, - хотел ответить Клинт. У меня всё в таком гребаном порядке, что вам и не снилось.
Вместо этого Клинт, смотря на участливое выражение лица Брюса, вдруг как-то глупо не по-мужски всхлипнул и привалился к холодной стене. В следующую минуту Беннер уже затащил его в лабораторию, усадил на диван и скинул белый халат, сел в кресло напротив.
- Я могу тебе чем-то помочь?
- Вряд ли, док, - мрачно отозвался Бартон, ругая себя за внезапную слабость. – Если только вы не знаете, куда мог деться с борта вертоносца какой-то секретный и таинственный никем не виденный самолет, который не прилетел ни на одну из баз и вернулся только через шесть часов без груза.
Участливый Беннер откинулся на спинку. Промолчал. Бартон, выдавший предыдущую реплику исключительно риторически, подобрался, сердце застучало быстрее.
- Или знаешь?..
Брюс с сомнением посмотрел на лихорадочно горящие глаза, взъерошенные волосы, вздохнул.
- Я не уверен, что…
- Док! – Бартон резко наклонился вперед.
- Я не знаю, Клинт, вариантов может быть множество, я могу только предположить, - настойчиво закончил фразу Беннер. – Когда я чуть не разгромил Гарлем, меня пригласили… побеседовать. Это была лаборатория в Эль-Пасо, в Техасе. Там я, правда, тоже всё разгромил, но это неважно. До Эль-Пасо три тысячи километров, боингу понадобилось бы около трех часов, чтобы добраться туда…
- И столько же обратно. Док, - Клинт подскочил, борясь с желанием кинуться Беннеру на шею. – Вы просто вернули меня к жизни.
- Да я, собственно… - Брюс с легким недоумением проследил взглядом за ринувшимся к выходу Бартоном, стукнувшимся об стол и уронившим подставку от высокоточного микроскопа. Клинт резко затормозил и, обернувшись, умоляюще попросил:
- Вы мне ничего не говорили, ладно?
- Что я вам говорил? – обреченно поинтересовался Беннер, пытаясь понять, какую степень разрушения он сейчас спровоцировал. С Клинтом что-то не в порядке, это было видно невооруженным взглядом. Только он бы, пожалуй, не рискнул Клинту об этом сказать.

Стоило Хоукаю один раз пожаловаться психологам на выматывающую бессонницу и бунтующее давление, как ему даже без просьбы выделили неделю отдыха и приказали не показываться на базе – поразительно быстро пришедший приказ был подписан лично Фьюри, сверху от руки было дописано «Возвращайся в строй, Клинт».
Впрочем, если раньше он не мог спать, теперь он просто не хотел – организм переполняла нездоровая энергия и желание двигаться вперед. Он существовал за счет уверенности, что Коулсон – действительно – жив.
Еще ничего не было доказано, еще всё, что ему удалось собрать, совершенно не противоречило возможной смерти, но уверенность росла, крепла, развивалась и разветвлялась, укореняясь в сознании и в подсознании, занимая собой все мысли, всю его сущность. Когда кто-то из коллег, в очередной раз с жалостью смотря на взбудораженного Клинта, бросил мимоходом, что колдовство Локи всё же не прошло даром – Бартон очень удивился. Он наоборот чувствовал себя исцеляющимся с каждым следующим предпринятым шагом, почти буквально ощущал, что собственная жизнь вытесняет омерзительный оставшийся после Локи налет в душе. Допустить мысль о том, что его уверенность «коулсонжив» была вызвана остаточным эффектом, было бы слишком жестоко по отношению к самому себе.
В том, что Эль-Пасо называют «самым жарким городом планеты» по праву, Бартон убедился еще в аэропорту – температура воздуха подкатывала к тридцати градусам. Исколесив на взятой напрокат машине добрую половину города, полагаясь на свою интуицию больше, чем на расспросы местных – о том, чтобы спрашивать полицейских, не было и речи – Клинт наконец часа через три остановился на улице напротив строгого похожего на офисное здания из бетона и стекла. У здания было два корпуса, расходящихся в обе стороны от главного входа, между ними постоянно ходили люди, добрая половина которых была в белых халатах без опознавательных знаков. Охрана поражала воображение и количеством, и качеством, но сильнее всего Клинта смутило отсутствие каких бы то ни было табличек или надписей. На таких зданиях всегда должны быть надписи.
Если вымотанный бессонными ночами, перелетом, жарой и общей усталостью Клинт и не сошел с ума к этому моменту, то был крайне к тому близок. Меркьюри с волны местного радио великодушно разделил с ним эту участь, напевая “I’m going slightly mad”. Неприятное предчувствие, терзавшее Бартона всю дорогу, при виде этих серых стен усилилось в разы. Коулсон был жив, но, зная методы озабоченных безопасностью Земли людей, может, мертвым ему было бы легче...
А если что – доверительно сообщила ему внутренняя сущность убийцы – ты просто придешь сюда с луком и перестреляешь так много людей, сколько успеешь, пока тебя не повяжут. Или с автоматом. Или просто взорвать их ко всем чертям, а потом взорвать сам ЩИТ, и всех кто имел хоть какое-то к этому отношение.
Выйдя из машины, Бартон как можно более ненавязчиво – насколько ненавязчивым казался гуляющий в плюс тридцать по раскаленным улицам без головного убора турист – два раза обошел вокруг здания, привычно проверяя все подходы. Даже забрался на крышу какого-то стоящего неподалеку жилого дома, чтобы посмотреть сверху. Все окна таинственного здания были наглухо зашторены, на крышу попасть можно разве только с вертолета. Окончательно убедившись в том, что принцип охраны соответствует представлением ЩИТа о безопасности, Клинт отмел все попытки проникнуть внутрь. Надо было придумать что-то еще.

- Клинт, если окажется, что ты вытащил меня сюда только для того, чтобы угостить чимичанги – ты не доживешь до сегодняшнего вечера, - наставила на него вилку Наташа, едва он принес к столику холодный чай.
Ближе к ночи жара в Эль-Пасо спадала аж на пять градусов, а в кафе с работающим кондиционером измученным легким был настоящий рай. Наташа, прилетевшая всего пару часов назад, выглядело странно в открытом топике, с забранными в хвост волосами, но она всё-таки была рядом – а остальное для Бартона было не таким уж важным.
- Меня не хотели отпускать.
- Ты узнала, что я просил?
Наташа отрезала себе еще кусочек тортильи, задумчиво прожевала.
- Информации крайне мало, всё, что мне удалось узнать – там ставят какие-то эксперименты с животными. Вроде бы среди персонала большинство генетики и биологи, что-то связанное с ДНК, секретные разработки. Беннер имеет к этому какое-то отношение, но у него ничего вытянуть не удалось, злой как стадо чертей.
- ДНК? – нахмурился Клинт. – Зачем генетикам и биологам Коулсон?
- Бартон!.. – уронив на стол вилку, Вдова откинулась на спинку, смотря так, будто не верила своим глазам. – Ты что, серьезно хочешь сказать, что я тут только…
Клинт, подорвавшись и перегнувшись через стол, зашептал быстро и спутанно:
- Наташа, я знаю, я чувствую, что он там, понимаешь? Я следил за ними снаружи, они непохожи на генетиков, поверь мне. Тут столько охраны, сколько на всей базе ЩИТа нет… Ну или столько же, не знаю. Всё говорит об том, что он тут, я перепроверил двадцать раз всю информацию, ты же даже не знаешь, что я узнал!
- Бартон…
- Да послушай же, его не хоронили! – повысил голос Клинт, приподнимаясь и упираясь руками в стол. – Его должны были хоронить, если он умер!
Наташа посмотрела как-то странно.
- Почему его не хоронят, объясни мне? Потому что он…
- Похороны были вчера, Клинт.
Клинт обрушился на сиденье с таким ощущением, будто из него разом выдернули позвоночник.
- Что?..
- Похороны Коулсона были вчера, - холодно повторила Наташа. – Только тебя на них не было. Ты был слишком занят своей лабораторией.
- Но… Но Наташа, это же… Он же там, - пробормотал Бартон, остервенело моргая – что-то попало в глаза.
Наташа наклонилась вперед, сложила руки на столе, помолчала, всматриваясь в осунувшегося сломленного Клинта. Мрачно резюмировала:
- Бартон, ты сошел с ума.
- Нет!
- Бартон! Ты. Сошел. С ума. Ты пережил сильнейшее потрясение. После того, как ты избавился от чужого влияния, твоё сознание еще было чересчур восприимчивым и нервным. Я сдуру сказала тебе про Коулсона. Я себя уже двадцать раз корила за эту ошибку, надо было подождать. Сглупила, я должна была предположить, как оно вывернется.
- Да как ты не понимаешь…
- Бартон, очнись! – отчаянно взвыла Вдова, на них обернулись с соседних столиков. - Ты спятил со своим Коулсоном, ты просто помешался! Он мертв, Клинт, всё! Он мертв и похоронен! Оставь его, прекрати мучить себя, иначе мы…
- Гроб был закрытым?
Наташа осеклась. Поджала губы, нахмурилась.
- Клинт, ты же не…
- Отвечай, закрытым? – Бартон искренне понадеялся, что в его глазах отразится зависимость всей его дальнейшей жизни от ответа.
- Закрытым.
Внутри у Бартона всё сделало тройное сальто назад и кое-как установилось в естественном положении. Он закрыл лицо руками, боясь, что вот сейчас-то железные нервы и сдадут.
- Бартон, почти всех наших хоронят в закрытых гробах, ты же сам знаешь.
Закрытым.
- Ты болен, - тихо и грустно повторила Наташа. – Ты сам себя со стороны не видишь, у тебя глаза маньяка, когда ты последний раз спал? Бартон, у тебя уже галлюцинации, все это – твоё больное воображение. Тебе тогда нужен был якорь, а ты уцепился за мертвого. Не лучший вариант, Клинт.
- Я уцепился за живого, - глухо проговорил в ладони он. Поднял лицо, посмотрел на Вдову: - И гораздо раньше.
- Клинт, почему я не могла рассказать тебе это по телефону или сбросить на почту? – помолчав, спросила Наташа. – Зачем я тебе нужна здесь?
- Я боюсь, что я один не справлюсь, - честно признался он.
Рассказ о придуманном плане не занял бы и трех минут, но Наташа встала, не дослушав.
- Клинт, это переходит все границы. У тебя нет ни малейшего основания для подозрений, у тебя нет ни повода, ни оправдания на то, что ты собираешься сделать! Это живые люди, Бартон, у них своя работа, они не обязаны калечить свою жизнь из-за одного помешавшегося агента.
Она подхватила сумку и выбралась из-за стола.
- Наташа, - Бартон схватил её за руку, Вдова дернулась, глаза хищно сощурились. Неприязнь внутри неё боролась с жалостью и желанием отдать Бартона врачам, причем немедленно. – Не хочешь помогать – ладно, черт с тобой. Я надеялся, ты поймешь. Плевать. Но хотя бы не сдавай меня, дай мне довести дело до конца.
Вдова дернула руку, чуть не сбив проходящую мимо официантку. Покачав головой, повторила еще раз:
- Ты спятил.
Бартон проводил ей взглядом, и не сразу понял, что полетевшую вслед кружку с чаем запустила его рука. Кружка живописно разбилась о стену рядом. Наташа, вышла, даже не повернувшись.
Что ж. Придется самому.

Его звали Роберт Полсон. Бартон не был уверен, главным ли он был «генетиком» в этом заведении, но важной персоной – это точно. Уже третий вечер подряд его увозил на дорогом джипе личный водитель, а имя Клинт узнал уже позже, когда, выждав момент после «До завтра, Джеймс» и перед «Дорогая, я дома» несильно оглушил и утащил в тень какого-то дикорастущего кустарника возле его опрятного дома. При нем не было никаких документов, даже сумки, но на именных часах в неровном свете уличного фонаря слабо мерцали курсивные буковки «Роберт Полсон». Соколиный глаз никогда не жаловался на зрение.
Не без труда затащив обмякшего полноватого Роберта в темный переулок, Клинт надежно прижал его одной рукой под горло к стене, другой ощутимо ткнул пальцами в болевую точку под ребрами. Роберт, в таком свете похожий на Лесли Нильсона, очнулся, судорожно втянул в себя воздух, негромко охнул.
- Добрый вечер, мистер Полсон, - вежливо поздоровался Бартон. – Не бойтесь, я вас надолго не задержу. Впрочем, это как получится. От вас зависит.
- Кошелек в нагрудном кармане, мобильный в левом кармане пальто, - мистер Полсон, судя по всему, отличался пониманием.
- Не в ту сторону думаете, док, - усмехнулся Бартон, отстраненно отмечая, что ему ничего не стоит его побить. Пытать, если понадобится. Даже убить, если поможет. – К тому же, телефон у вас в правом кармане.
- Если вы надеетесь получить выкуп…
- У меня украли друга, - перебил его Клинт, усилив давление на шею – ученый заскреб ногтями по стене. – Хорошего друга. Лучшего. Украли и утащили к вам в лабораторию. И я теперь хочу знать, где он, а заодно чем занимается вся ваша контора. От того, как быстро вы ответите на эти вопросы, будет зависеть, как быстро вы вернетесь домой, и сделаете вы это отсюда или из заброшенного ангара где-нибудь за чертой города не совсем в первозданном состоянии. Я надеюсь, вы человек умный и сразу поверите мне, если я скажу, что я профессиональный боец ЩИТа, к тому же с удобным складным ножом в кармане. Мы с вами поняли друг друга?
- Я так понимаю, часть про «я не имею права рассказывать», «это государственная тайна» и «вас привлекут к ответственности» можно пропускать? – кряхтя, поинтересовался Полсон.
- Хорошо, что вы не упомянули про «моя карьера будет безнадежно загублена», - кивнул Бартон. – Схватываете, я вижу, на лету. Давайте, порадуйте вашего благодарного слушателя.
- Наша лаборатория занимается…
- А, да, чуть не забыл. За каждую байку про генетику и эксперименты над животными я буду ломать вам по одному пальцу.
Полсон запнулся.
- Не надейтесь, я смогу сделать это и одной рукой.
- Я и не собирался… как вы выразились, травить вам байки про генетику, - помолчав, ответил ученый, хотя глаза говорили обратное. – Наша лаборатория занимается вопросами влияния на людей контактов с инопланетным оружием, особенно психотронного. Заметьте, я бы не рискнул говорить вам это, не будь вы агентом ЩИТа – кто-то другой, скорее всего, придушил бы меня еще на слове «инопланетный».
- …дальше, - приказал Бартон, в голове которого с катастрофической скоростью складывалась мозаика произошедшего.
- Сразу вам скажу, в здании несколько секторов. Вы выловили не того человека – я возглавляю сектор теоретических наработок и проектирования, в него никого не привозят, я получаю только данные из других секторов. А с каким материалом работают там – такой информации у меня нет… кхм… простите… если вы меня задушите, я ничего не смогу расска-зать…
Бартон опомнился и ослабил давление. От слово «материал» в контексте Коулсона у него потемнело в глазах, во рту пересохло.
- Куда их отправляют потом?
- Я уже сказал вам, что у меня нет этой информации.
- Тогда у вас явно есть информация о том, где можно найти эту информацию.
- К документам вам не подобраться, говорю сразу, - с подкупающей честностью ответил прижатый Полсон. – Система безопасности здесь круче, чем в главном здании ЩИТа.
- Имя и фамилию вашего коллеги, возглавляющего отдел работы с «материалом».
Роберт попытался покрутить головой:
- Нет, что вы, я не…
Бартон молниеносным движением руки достал из-за пояса нож и с тихим щелчком раскрыл его перед носом у Полсона. Отточенное лезвие блеснуло в лунном свете, отразившись в расширившихся глазах ученого.
- Имя.
- Брандт. Уильям Брандт.
- Как он выглядит?
- Высокий, пожилой. Сухощавый. В очках. Отбывает обычно через пятый выезд. Только вы не сможете так же его поймать, у него паранойя, он везде с охраной, из ваших. Я начинаю приходить к выводу, что он в чем-то прав…
- Ничего, разберемся. И последнее, - Бартон приблизился к Роберту, сжимая нож так, чтобы тому было видно приближающееся лезвие. – Попробуете его предупредить – я вас найду. Я клянусь, что я найду вас, куда бы вы не спрятались.
Роберт сглотнул – Бартон почувствовал, как дернулся кадык под рукой.
- Знаете, - тихо заметил ученый. - Мне даже жалко, что у меня нет таких друзей, которые были бы готовы ради меня пойти против гигантской безжалостной системы без страха за свою шкуру.

Откинувшись на водительском сиденье припаркованной где-то между домом Полсона и лабораторией машины, Клинт невидящим взглядом смотрел на одиноко горящий в темноте фонарь впереди и пытался вспомнить, когда он последний раз спал. С того момента, как прибыл сюда – ни разу, это уже трое суток. До этого еще двое суток точно, до этого были какие-то отрывистые часы… Может быть и правда он стал одержимым, только оружие Локи тут было не при чем. Овладевшая им идея не давала ни спать, ни есть, ни думать о чем-то другом – он чувствовал себя заведенным механизмом, который не сможет остановиться, пока не кончится завод, как бы он при этом не устал.
Коулсон жив.
По крайней мере, Коулсон был жив, когда его привезли сюда. Влияние на человека контактов с инопланетным оружием… Жезл Локи был не просто орудием убийства, то есть ранения? Клинт легко мог представить логику ЩИТа. Инопланетный бог протыкает агента инопланетным оружием, и действие это несколько выбивалось из общего алгоритма всего, что этот бог делал. Возможно, он таким образом вытащил какую-то информацию. Ведь доступ у Коулсона был гораздо шире, а с Бартона что возьмешь.
Правда, всё это несколько теряло смысл с учетом того, что Локи поймали и препроводили в объятья асгардского суда. Если только… Кому-то могла придти в голову мысль, что жезл способствовал переселению души… или сознания…
Бартон, застонав, сполз налево и прижался пылающим виском к холодном стеклу. Что за бред. Мысль не просто идиотская, мысль нелепая до крайности. Но за последнее время понятие «нелепость» настолько обесценилось, что и эту мысль стоило рассматривать как достойную внимания.
Лицо Коулсона стояло перед глазами всё время. Выжигалось на внутренней стороне век, мерещилось в каждой тени, изводило пристальным взглядом. Теперь к этому еще и прибавились живописные донельзя картины «дознания», от которых впервые возненавидевший свою фантазию Клинт начинал скулить в голос. Каждый всплеск воображаемой боли отражался на нем самом, или это начинало сдаваться натренированное тело. Кожа будто горит изнутри, перед глазами периодически темнеет, он даже не был уверен, что сможет пройти по прямой, выйди он сейчас.
С целой толпой подготовленных агентов ЩИТа Бартону одному не справиться. Но придется. Выбора у него нет.
В любом случае, ждать еще день на этой жаре, с подходящими к концу деньгами, а потом его с легкостью положат на асфальт, и даже если нет – Полсон наверняка нажалуется, если уже не нажаловался, составят фоторобот, Наташа сообщит о его действиях, его потом не пустят обратно домой, его потом никуда не пустят…
Пространные размышления прервал неожиданный звонок – лежащий на соседнем кресле телефон разразился первыми аккордами “Shut your mouth”. Клинт завис настолько, что не сразу сообразил, что делать с этим звенящим куском пластмассы. Дослушав до вступления электрогитары, он взял телефон. Номер не определялся. Поднеся телефон к уху, Клинт попытался ответить, закашлялся, стал озираться в поисках недопитой бутылки с водой.
- У меня есть нужная вам информация, - подождав, пока утихнет надрывный кашель, сообщили ему в трубке. От неожиданности Бартон облился и так и замер с бутылкой в руках и стекающими за шиворот теплыми каплями. Голос был молодой, мужчина лет двадцати, может даже меньше. Что за черт. Откуда у какого-то парня нужная ему информация, откуда этот парень вообще знает, какая информация ему нужна?..
- Кто это?
- Неважно. У меня есть то, что вас интересует.
- Мы можем встретиться? – поспешил спросить Бартон, опасаясь, что тот сейчас заговорит о деньгах. С деньгами у него был напряг.
- Говорите, где, только постарайтесь не привести хвоста, - ответил парень без какой бы то ни было интонации.
- Заброшенный склад с грязно-синими стенами, в северо-восточном районе города, - среагировал Клинт почти сразу. Склад он проезжал уже не раз, и каждый раз засматривался на живописность выбитых окон и чернеющих дверных проемов. Если бы парень потребовал адрес, Клинт оказался бы в пролете, но тот не стал:
- Я понял. Ровно в семь, - и отключился.
Бартон в каком-то смятении отложил телефон, вышел из машины в душную ночь и вылил остатки воды на голову.
Информация у него есть. Ну надо же.
Легче не стало, но зато он, кажется, понял, что делать. Встряхнувшись, как пес, Клинт выбросил бутылку, сел обратно в машину и завел мотор. До семи еще три часа, час добраться.
За оставшееся время надо успеть устроить гостю теплый прием, кем бы тот ни оказался.

Бартон привлек все свои накопленные знания по поводу засад и ловушек. Спрятав машину подальше, он пешком дошел до склада и возблагодарил своё чуткое зрение за различение предметов даже в скудном лунном свете. Убедившись, что войти на первый этаж можно не только через бывший главный вход – следовательно, и выйти тоже – он потратил час на перекрывание возможных путей отступления для таинственного благодетеля. Затем, обыскав бывшие складские помещения при свете фонарика телефона, нашел веревку, более-менее прочный стул, с какого-то перепугу топор и старого плюшевого динозавра. Динозавра за ненадобностью закинул в первую попавшуюся подсобку, чтобы не мешался. Топор, подумав, взял с собой. Мало ли что пригодится.
Пожалел, что не взял лук.
Проверил нож. На всякий случай три раза.
Часть веревки заранее привязал к стулу, поставил его подальше от стен. Положив на него телефон фонариком наверх – так, чтобы свет отражался от потолка и не слепил глаза – Бартон, сетуя на недостаток подручных материалов, умудрился смастерить хитроумную комбинацию из второй половины веревки, старых досок, мешка с какой-то глиной. С риском свернуть себе шею, забрался по полкам пустого шкафа вдоль стен, привязал веревку, спрыгнул, залез на соседние и закрепил всё так, чтобы одного движения было достаточно для оглушения стоящего в дверях человека с отклонением в метр.
Спроси его сейчас кто-нибудь, а не думает ли он, что можно не усложнять жизнь и попробовать договориться с носителем информации мирно, он бы, пожалуй, нервно рассмеялся. Да и потом, денег у него действительно нет, а в бескорыстную благодарность он перестал верить еще в детстве. Был один человек, который возродил в нем эту веру, но вот незадача, сейчас находится неизвестно где и вообще непонятно, жив ли еще.
Когда он перепроверил всю систему третий раз, начинало светать – сначала посветлело виднеющееся небо, затем сквозь щели между закрывающими восточные окна досками в пыльное помещение склада скользнули первые лучи солнца. На часах была половина седьмого. Бартон уже собирался занять наблюдательную позицию под потолком рядом с веревкой и мешком, но решил пробежаться по доступным помещениям при свете в надежде обнаружить еще что-нибудь подходящее. Благо что половину перегородок тут давно была снесена, а оставшиеся целыми двери можно было по пальцам пересчитать.
Обойдя по периметру все комнаты, он на всякий случай сунулся в неприметную подсобку, счастливую обладательницу одной из почти целых дверей.
Рассветные лучи за его спиной скользнули сквозь приоткрытую дверь и вызолотили закинутого им динозавра. Динозавр сидел на чьи-то коленях. Динозавра держали чьи-то подозрительно знакомые руки.
Бартона затрясло, слабеющей рукой он открыл дверь шире, позволяя солнцу осветить всё пространство.
Ну точно. Сошел с ума. Приплыли.
- Вот, уже начались галлюцинации…
Исхудавший, осунувшийся, но до безумия родной, с привычной улыбкой поднялся навстречу, закрываясь рукой от слепящего глаза света.
- Прости, я должен был убедиться, что за тобой не следят.
Он должен был убедиться?..
- Бартон?..
Мысли отказали. Отказали чувства, отказало тело – ноги подогнулись, и Клинт осел на пол, чувствуя, как горло перехватывают спазмы. Кое-как привалившись к чему-то твердому и поджав ноги, Бартон спрятал гудящую голову между колен, закрыв затылок руками.
Кругом плавали цветные пятна, гул, к которому он успел привыкнуть за последние несколько дней, стал нестерпимо громким, и он даже толком не мог понять, в сознании он или нет.
Только когда почувствовал тепло севшего рядом, чужую руку на обнаженном плече, почувствовал, как его настойчиво потянули куда-то, вроде бы лег, когда почувствовал грубую джинсовую ткань под щекой – понял, что в сознании. А еще понял, что ему что-то говорят, но слух отказывался различать слова в общей какофонии звуков. Ему было почти физически больно от напряжения, от намотанных нервов, как если бы судорогой разом свело все мышцы.
Он с трудом открыл глаза. Увидев, что лежит головой на коленях вытянутых ног, закусил губу, боясь заплакать. Не смей. Мужчины не плачут, не смей.
- Я знал. Я знал с самого начала, веришь?
- Верю, - наконец расслышал он этот голос, который он готов был бы слушать вечно.
- Они похоронили тебя.
- Так было нужно.
Клинт повернулся на спину и выпрямился, смотря снизу вверх на прислонившегося к стене Коулсона. У Коулсона были нездоровые воспаленные глаза, словно он тоже не спал уже как минимум неделю, и сердце у Бартона, так стойко выдержавшее все испытания, тут готово было сдаться.
- Никто не имеет право причинять тебе вред.
- К сожалению, имеют, - грустно усмехнулся Коулсон, не убирая руки с головы Бартона.
- Никто. Я убью всех. Я расстреляю каждого в этой гребаной лаборатории.
- Не надо.
Контраст между ураганом в голове и тишиной вокруг был просто поразительным.
- Кто еще знает, что ты жив? – помолчав, спросил Клинт.
- Люди в лаборатории. Они выяснили всё, что им было нужно, и отпустили. Можно даже сказать, выкинули. Может быть, не рассчитывали, что я выкарабкаюсь, может быть, им уже это было и неважно. На базу мне всё равно не вернуться, по всем документам я…
Коулсон осекся – Бартон подорвался и сгреб его в охапку со всей силой внезапно пришедшего осознания того, что -
Коулсон. Жив.

Через неделю он не вернулся. И через две тоже. Он вообще пока не знал, когда сможет снова выйти на службу и появиться перед лицом Фьюри, который пока что названивал ему всего лишь раз в два дня с деликатными расспросами и неизменными пожеланиями оправиться. Когда только время находил. Каждый раз Бартон едва сдерживался, чтобы не послать директора по всем его родственникам вплоть до третьего колена, но каждый раз, будто почувствовав готовые сорваться с его губ слова, неизменно оказывающийся рядом Коулсон успокаивающе проводил рукой по шее, зарывался пальцами в волосы и заглядывал в глаза с затаенной улыбкой. Бартон таял, млел, растекался, и весь негатив бесследно пропадал – извинившись, Клинт просил еще пару дней отсрочки, бросал трубку и опять лез целоваться. Дневная жара, оказывается, очень неплохо пережидается в снятом на последние деньги номере с удобной нескрипящей кроватью. А по вечернему Эль-Пасо можно было бродить часами, как только Бартон этого раньше не замечал.
Оказалось, что тому парню было еще меньше, лет семнадцать. Если бы не его щедрость и согласие помочь, Коулсону пришлось бы прибегать к силе, но до этого, слава богу, не дошло.
Оказалось, что его увезли, даже толком не оказав медицинскую помощь. Может быть, надеялись, что он умрет раньше, чем долетит, хлопот тогда было бы явно меньше. Но он как-то долетел. Он даже как-то выдержал после не самого аккуратного хирургического вмешательства все «процедуры».
Теперь на нем было два симметричных шрама. На спине и на груди, поменьше.
Бартон оставил себе заметку на память – Уильям Брандт. Он действительно уезжал из офиса, окруженный двухметровыми мордоворотами, и лицо у него было похоже на всех мультяшных злодеев разом. С Уильямом Брандтом еще предстояло разобраться.
Но позже.
Всё позже.
Сейчас Бартон был абсолютно счастлив.