Вот это я понимаю - Флешмоб!

[YoJek]

Правила игры:
1. Вы даете мне три названия несуществующих книг.
2. Я пишу, о чем была бы эта книга. Или пишу отрывок из книги с таким названием.
3. Даю три названия желающему.

От  Maria Hill:

1. Ромашковое поле
Он лежал, раскинув руки, приказав себе не шевелиться ни при каких обстоятельствах, даже если бы его атаковал целый строй муравьев или откуда-нибудь выполз бы любопытный крот. От нагретой земли шло тепло, трава щекотала шею. Наверху пролетали пушистые и мягкие облака, как будто сделанные из ваты и запущенные плавать по кристально-чистому морю. Щурясь от солнечного света, он высматривал в облаках животных, пейзажи, замки, деревья, дома и даже слова. Бурная не сдерживаемая ничем фантазия рисовала целые картины на голубом холсте неба, он был художником и творцом, чистым и всесильным богом.
На нос ему спикировала божья коровка и задумчиво потопталась, раздумывая, куда ей идти дальше. Её лапки щекотали кожу, но он дал себе обещание не шевелиться, поэтому только скосил глаза, рассматривая красное пятнышко в черную крапинку.
- Сандерс! - раздалось откуда-то издалека.
Мамин голос. Он невольно дернул носом, божья коровка, раскрыв крылышки, улетела.
- Сандерс! - мама приблизилась к нему и нависла сверху, скрестив руки на груди. Её фигура отбросила на него тень, закрыла от солнца.
- Чем ты тут занимаешься?
На маме было красное платье в горошек, его любимое. От него пахло молоком и малиной.
- Тем же, чем занимаются в любом ромашковом поле дети всего мира, - серьезно ответил он, смотря на перевернутую маму снизу вверх.
Мама вздохнула и присела, оказавшись совсем близко, так, что была видна даже родинка на скуле.
- Сандерс, тебе сегодня исполняется сорок три года, имей совесть. Гости уже собрались, пирог готов, мы ждем тебя. Китти пришла, - добавила она с улыбкой.
Он сложил руки на груди и полной грудью вдохнул пряный травяной запах.
- Скажи, что я скоро приду. Еще немножко. Еще совсем чуть-чуть.


2. Завтра сегодня станет.. Чем?
- Вы нас разочаровали, - механическим голосом заявила плавающая перед глазами Игрека сфера.
Игрек почувствовал, что генетически унаследованные за тысячи лет рефлексы пытаются сгенерировать в его организме нейтрализованный еще на третьей стадии Формирования страх. Он приказал своему телу успокоиться - подключенные к нервным узлам датчики четко фиксировали изменение его состояния.
По металлической поверхности сферы кружилась легкая рябь, отражающая мертвенно-бледные огни осветителей частоты "ультра-гамма". От этого света его всегда начинало тошнить - наверно, у него развилась аллергия на всё, что сопутствовало Верховенству.
- Y-322, отказываясь сотрудничать с нами, вы нарушаете Первое Правило Честного Гражданина, вы это понимаете?
Игрек кивнул и тут же получил удар тонизирующим альма-током. Спохватившись, он повторил настолько громко, насколько позволял Сенсорный Ошейник, подключенный к детонирующему устройству в его шее:
- Понимаю.
- Вы понимаете, что выдать Гражданскому Трибуналу местонахождение объектов S-206 и Неучтенного под кодовым именем "Снайпер", опасных не только для Верховенства, но и для всего Гражданства - это ваш долг?
В висках пульсировали едва уловимые Искатели, черт побери, они что, уже запустили жучков?
- Понимаю.
- Вы понимаете, что ради безопасности Верховенства и Гражданства мы вынуждены будем прибегнуть к любым мерам, чтобы изъять из вашего мозга информацию о их местонахождении?
Катитесь вы все к Разрушителям.
- Понимаю, Верховенство.
Искатели - это ничего, информация надежно защищена и запаролена, Снайпер обо всем позаботился. Умный Снайпер, он сразу понял, что надо делать. Он всегда всё знает, этот великолепный Снайпер.
- И вы всё равно не хотите сотрудничать?
- Нет.
Помолчав, сфера крутанулась вокруг себя и стала подниматься в воздух.
- Вы нас очень разочаровали.
Пытки - тоже ничего. Если у него возникнет хотя бы импульс к тому, чтобы выдать информацию, Дистанционер сдетонирует - и у них останется только его обезглавленный труп, из которого можно будет выжать разве что остаточные впечатления, пару-тройку имплантантов и эксклюзивную магнитно-графитную татуировку, достойную коллекций Музейного Комплекса.
Пусть делают что хотят.


3. Когда умирают бабочки
Она смотрела и не могла поверить своим глазам. Это действительно произошло - сейчас, здесь, прямо перед носом. Сколько раз она слышала эти байки, но не верила ни на грош, а теперь...
С ума сойти.
Господи, неужели это правда?..
- Ну как? - понимающе улыбнулся Сказочник, отпуская ручку коробки. - Здорово, правда?
Девушка потрясла головой, закрыла глаза руками.
- Этого не может быть, это какой-то гипноз.
- Никакого гипноза, милая моя, это магия, чистой воды магия, - мягко рассмеялся мужчина. - Тебе придется поверить, чтобы не сойти с ума.
- Я скорее поверю, что я сошла с ума.
Она подняла голову, но Сказочника уже не было рядом. Не было и его коробки, не было расписанной лилиями комнаты, не было и цветастого базара. Не было проходившего по площади карнавала, и самой площади тоже не было. Не было больше ничего, осталось только блекнущее предрассветное небо и звезды, миллиарды звезд, а она плавала в этом молочно-синем воздухе, потрясенная, ошеломленная, потерянная.
Мысль "Что со мной?" вырвалась из её сознания и полыхнула косой огненной линией, тут же растворившейся в солнечных сполохах.
Тебя допустили, - раздался голос отовсюду и ниоткуда сразу, по несуществующим глазами резануло очищающим светом.
Тебя допустили, теперь ты тоже - свободна.
А ты не верила.
Ты не верила.
Не верила.
Верила.

От  Чёрный Ватаняр:

1. Человек, который не был нужен
- Зря ищите, - раздалось из-за спины.
Аркадий рассеянно повернулся и скользнул взглядом по девичьей фигурке, выросшей из-за угла подворотни. Не больше десяти лет, угловатая, застенчиво ковыряет стенку. На носу конопушки, соломенные волосы собраны в неряшливый хвост.
- Ты чего, знаток? - скорее для проформы спросил Аркадий, вернувшись к внимательному изучению кирпичной стены. Загрубевшие пальцы бегали по стыкам - трещина, еще трещина. Скол. Где он, черт побери. Ведь было же. Ведь не могло же ему это померещиться - арка, и мощеная дорога, и фонарь, и снег, и эти следы на снегу, зашнурованные ботинки, старомодная шляпа, пальто, блик на стекле очков... Ведь не сумасшедший же он, правильно?
Еще один скол, под ним - неприличное слово мелом.
Где же, где же...
- Зря, говорю, ищите, - упрямо повторил девчачий голос, приближаясь.
- Ай, - поморщился Аркадий, мотнув головой. - Не мешайся.
Тоже мне нашлась.
- Я искала уже.
Пальцы замерли на очередной трещине. В голове стало пусто.
Аркадий повернулся к девочке и только теперь отметил этот странный звездный блеск в глазах. Дурак. Совсем разучился видеть.
Девочка сунула грязный палец в рот и задумчиво-грустно осмотрела стену.
- Нету их больше. Я искала. Нету.
Среди всего взметнувшегося в Аркадии водоворота - и злость, и ревность, и удивление, и шок, и отчаяние, и недоверие - выделилось неожиданное и странное желание взять девчонку за руку.
- Нету, - повторила девочка, а может, отозвалось внезапное городское эхо.
Тут всё может быть.
Аркадий закрыл глаза и приказал себе успокоиться. Точно не сумасшедший. Теперь их как минимум двое.
"Что-нибудь придумаем", - успокаивал себя Аркадий, чувствуя, как шевелятся под шляпой волосы ненавистного рыжего цвета.


2. Его Величества Судно "Летящий"

3-ее мая 1793-его года.

Рассвет не принес облегчения - туман стал гуще, воздух - сырее, взгляды матросов - мрачнее. Пошутил с мичманом на тему веревок и парусины. Шутку не оценил, пробурчал что-то про "африканских бездельников". Сделал вид, что не услышал, хотя то же читается буквально на каждом встречном лице на всех уровнях этого трижды проклятого корабля.
Придется признать - меня здесь не любят. Боюсь представить, чего бы я наслушался, не заступайся за меня капитан, и ради его благополучия я действительно готов нацепить на себя пеньку и станцевать какой-нибудь африканский танец, которого так ждут от меня его верные подчиненные, его круглоголовые болванчики с патриотизмом в глазах. Стоило для этого получать два образования и проходить через мясорубку оксфордского остроумия.
Дело значительно облегчилось бы, имей я хоть какие-то представления об африканских танцах.
Заметка на полях - не забыть принести капитану грог, ему вчера вечером было хуже.
После обеда попробовал завести культурный разговор с Полом, понадеявшись на то, что умный доктор не станет опускаться до царствующего на корабле мнения большинства, однако умный доктор, видимо, ударился в другую крайность, от чего уже спустя десять минут изобилующего трехэтажными латинскими терминами разговора мне столь неудержимо захотелось спать, что я даже испугался такой животной реакции. Зато теперь я знаю о размножении представителей семейства лягушачьих полобрюхих больше, чем следовало бы при моем положении. Осталось придумать, где бы применить эти знания на практике.
Зато Ёж, кажется, окончательно поселился в моей каморке каюте. Растянулся на простыне, щурится и мурчит, когда я чешу ему живот. Рассказал ему свою теорию о древних иудеях, три анекдота и даже историю про Джимми Стерджесса и медузу. Продолжает мурчать. Этому пушистому прохвосту явно плевать на моё неподобающее остроумие и не менее неподобающий цвет кожи.
Хоть кто-то на этом корабле мне рад.


3. Джон Вандер, чемодан героина и три дебила
- ТЫ ПРИДУРОК! - взвизгнул почти женский голос, едва он переступил порог.
Воплощенное спокойствие, сама невозмутимость. Таким только дай волю - выкрутят руки и усядутся задом на морду.
- Я тоже рад тебя видеть.
Джон скинул самые тяжелые вещи у двери и зашаркал ботинками по ковру. Дорогому. Персидскому.
Так тебе и надо, живешь тут в берлоге, носа на улицу не высовываешь.
Маленький Бёрни метался вокруг и путался под ногами, бледные руки порхали где-то на уровне лица.
- Ты же ничего не выполнил, ты слышишь? Ни-че-го! Мне Корнута звонит каждые десять минут, слюна даже через телефон долетает, его птички уже подорвались и летят сюда, размахивая своими стальными перьями, а ты что? А? А?!
- Тебе полезно иногда встряхнуться.
Главное - спокойствие и невозмутимость.
Бёрни от возмущения чуть не взлетел, руки превратились в маленькие пропеллеры. "Если сунуть ему нунчаки и толкнуть в нужную сторону, он превратится в орудие смерти", - лениво подумал Джон, тяжело опускаясь в дорогущее кресло.
- ...невыносимо, немыслимо, ну какого хрена, Джонни, так дела не делаются, я заложил за твою задницу целое состояние, я порвал с Дикарями, я тебя вытащил за хвост из такого дряного болота... - продолжал визжать Бёрни, черные волосы растрепались, идеальный пробор сбился.
Джон дотянулся до сигары общей стоимостью в назначенную за его голову цену и откинулся обратно, с интересом глядя на выплясывающие вальсовым шагом круги Бёрни. Еще минут пять - и выдохнется, тогда и поговорить можно будет.

От  Tengalik:

1. Ты как утренний рассвет
...и знаешь, Чарли, никогда больше не надевай эту твою дурацкую шапку. Серьезно. Серый цвет не идет к твоему божественному лицу, а помпон отвлекает внимание от твоей не менее божественной фигуры. Вот дьявол, видишь, я заговорил уже как какой-то проповедник, или как семнадцатилетняя семинаристка, пишущая по ночам плохие стихи и потому спящая на уроках литературы и не обретшая достаточного словарного запаса. Я тоже пишу плохие стихи, и отличаюсь от семинаристки только тем, что уроки литературы, равно как и все прочие уроки, я забросил еще года три назад. Ничего нового они мне не расскажут.
Если кто-нибудь когда-нибудь, Чарли, с какого-нибудь перепуга решит издать мои сомнительной ценности письма к тебе, пусть озаглавит это как-нибудь романтично. Должна же быть в моей жизни хоть какая-то романтика, а с ней туговато с тех пор, как ты уехал в Оксфорд. Пусть даже от меня к тому моменту даже червям нечем уже будет поживиться.
Но не будем о грустном, расскажи о себе, Чарли, расскажи о своей насыщенной жизни - чтобы всё пошло по привычном сценарию, чтобы я в который раз убедился в собственной бесцельности и потратил последние деньги на дешевый портвейн в первом же кабаке, а потом шатался бы пьяным по вымерзающим улицам и привлекал внимание извращенцев и постовых. Честное слово, я не знаю, кого из них в этом городе больше. Тебе бы понравилось.
Писать "Приезжай" не буду, всё равно не приедешь, а так - тебе придется меньше врать, придумывая оправдания. Ничего, не переживай, я живучий. Я слишком влюбленный, хотя это уже начинает доставлять мне некоторый дискомфорт. В самом деле - только представь, вчера я...


2. Звездная пыль у твоих ног
"Наша раса не умеет любить".
Пять слов заполнили строчку разлинованной тетради, карандаш с логотипом космофирмы уткнулся в поля. Подумав, медленно переполз в начало, вывел на следующей строчке - "Наша раса не умеет любить". Дошел до полей, чуть покрутился в воздухе, а потом вдруг как-то очень ловко и легко, словно тайком от ведущей его руки, нарисовал на бумаге завиток - локон. Локон свивается за ухом и спускается на шею - четкие росчерки ключиц, тени, полусвет, овал лица, изогнутые брови, густые ресницы, линия губ...
Две минуты спустя обладатель карандаша обнаруживает себя увлеченно штрихующим изящную ногу в туфельке по прошлогодней моде Сатурна. Они ей особенно идут.
Усилием воли остановив руку с карандашом, Плато растерянно посмотрел на получившийся рисунок. Что за черт. Нахмурившись, он вывел в третий раз заветных пять слов, которые ему вдалбливали с юного детства все кому ни лень - от генетического отца до рекламных баннеров на Центральных Трассах Казематов.
Это правда. Их раса не умеет любить. Тогда что же это такое?
Плато показалось, что тонкая фигурка на полях подмигнула из-под закрывающей лоб рваной челки. Одна рука на талии, другая кокетливо лежит на груди, пальцы играют с ожерельем.
Плато усмехнулся - зная её, в третьей руке за спиной она держит пистолет. Даже рисовать не надо, это и стумпику понятно.
Он перевел взгляд на часы. Через пятнадцать минут смена, надо собираться на мостик.
Вздохнув, он покусал карандаш - от слюны дерево с Земли почернело и скукожилось, а графит вскипел - и для верности написал еще пару строчек. Как в школе, честное слово, только он теперь взрослый, и со своими проблемами надо как-то разбираться самому. Особенно если эти проблемы угрожают всему Межгалактическому Содружеству.
Поэтому - "Наша раса не умеет любить".
Напиши себе это на ладони и перечитывай все четыре часа предстоящего дежурства.
Всю оставшуюся жизнь.


3. Возвращайтесь, Агент
...Удивительно, что он не получил пулю в лоб с первого же шага через порог. Ну ладно не боевую - хотя и такой вариант он рассматривал - но хотя бы какую-нибудь парализующую. Замораживающую. Нейтрализующую. Да у них там чертова прорва этих пуль, и за время его отсутствия наверняка наизобретали еще.
Непривычные в темноте комнаты встретили его обиженным молчанием.
- Вы слишком соскучились, или я наоборот перестал привлекать ваше внимание? - крикнул он пустоту, ставя кейс у стены, сам толком не зная, на какой вариант надеется. Поднимаясь по лестнице, он думал, что к этому моменту он будет уже обездвижен и, возможно, наказан за исчезновение парой крепких тумаков от одного и мстительными укусами от второй.
Комнаты молчали.
Ни души.
- Эй?
В конце концов, это обидно, - думал он, аккуратно вешая пальто на вешалку. Профессионал внутри расслабился и опустил воображаемый Глок, за что немедленно и поплатился - при ходе на кухню что-то метнулось из темноты и сбило его с ног. Профессионал быстро извинился и кинулся исправлять ошибку, группируясь и защищаясь, но положение дел это уже не спасало.
- Готовься к смерти, - злорадно прошептали где-то сверху, и он успел еще с облегчением подумать, что его не бросили, прежде чем в нос вбился настойчивый запах хлороформа.

Пробуждение вызвало наиболее противоречивые чувства из всех возможных...

От  Агент Коулсон - тает во рту, а не в руках:

1. When you're Smiling
...
- Три штуки.
- А не врешь?
- Три! - повторил Зось и для верности поднял три растопыренных пальцах. На веснушчатом лице плясали солнечные зайчики от разбитого зеркала на стене кухни.
Габор для вида пощурился, будто бы сомневался, и маленький Зоська занервничал, переступил с ноги на ногу. Башмачки совсем стоптались, - машинально отметил Габор, смотря на мальчишку сверху вниз. Пора новые покупать. Элиза не будет против, Элиза даже не заметит.
Решив, что хватит с него, Габор выпрямился и хлопнул руками по бокам.
- Ну, ладно. Давай. Веди.
Подпрыгнув от радости, Зось стукнул каблучками стоптавшихся башмаков и затопал по доскам вон из кухни, только взметнулась полупрозрачная занавеска. Габор, невольно улыбнувшись, шагнул было за ним, потом о чем-то вспомнил, подошел к шкафу и, воровато оглянувшись, сунул внутрь руку. Вынув целую горсть цветастых конфет, ссыпал себе в карман.
- Видел бы меня сейчас начальник, - пробормотал он, шагая за мальчишкой. Представил себе Сандерса в соломенной шляпке посреди клумбы. Не выдержал и расхохотался. Вот уже где прославленный Король Активов смотрелся бы органичнее всего.
- Ты чего? - недоверчиво оглянулся Зоська. "Подумал, наверно, что над ним смеюсь" - понял Габор. Поманил к себе пальцем и заговорщески выдал конфету. Глаза у Зоськи стали по-коровьему счастливые.
- Пошли давай, - хлопнул его по плечу Габор.
У Зося был такой вид, словно он был готов идти с Габором хоть на край света.
"А что-то всё-таки в этом есть", - подумал Габор и тоже сунул себе в рот конфету. Лимонная. Как в детстве.
...


2. Пластилиновый завтрак
...
- Что вы говорите?.. Жуки? Нет, жуков тогда еще не было. Они обычно приходят ближе к ужину... Нет? А у вас как?.. Да что вы? Ничего не путаете?.. Может быть, у нас разные жуки? Мои - синие, с рогами и янтарными глазами, приходят по трое, семьи у них маленькие. Вежливые, хотя мало что можно понять из-за постоянного щелканья. Салфетки завязывают. Едят без приборов. Рассказывают обычно про американские горки и про погоду под землей... Куда? В Гренландию? Нет, что вы, это слишком далеко, они не любят долгих путешествий. Но позвольте, вы же спрашивали о завтраке?.. Отвлекся, простите. Завтраки - обычное дело, и сегодняшний не исключение. Жуков, как я уже сказал, тогда еще не было, да и всего-то собралось две машинки, одна старого прототипу, дворник и касатка... Да, представьте себе, я её последний раз видел в прошлом году, очень удивился. Что?.. Нет, ничего не сказала. А впрочем, булькала что-то про Синие Столбы, про желтоглазого кита - я, знаете ли, не очень вслушивался, вода в аквариуме глушит звуки, да и не до того мне было, яблоки пригорали, карамель затвердевала, а от машинок сами знаете, пользы - ноль. Я их больше и к плите не подпускаю... Что говорите?.. Ромни-одиночка?.. Да бросьте. ...и что, он..?.. Нет! Вот уж нет, в это я, простите, поверить не могу. В самом деле, нельзя же быть настолько безответственным!.. Яблоки? Какие яблоки?.. Ах, яблоки! Да-да, яблоки в карамели. Я только хотел сказать, что утром у меня всё спокойно, даже красные тучи, знаете ли, придают своеобразную романтичность атмосфере... Да вот, пожалуйста, приходите, хоть вечером, жуков немного будет, я лишний стул поставлю. Рулетики с перьями буду делать, пальчики оближете. Мур-мур говорит, что они у меня получаются лучше всего... А не сможете вечером - так загляните завтра поутру, я вам рулетик приберегу. Может, и касатку еще застанете, расспросите про желтоглазого, ей ведь тоже поговорить хочется, бедняжке...


3. Закрывайте окна в полночь
...К брату мэра присматривались долго, чуть ли не с первого его появления на экране. Сначала молчали, разве что в паре газет промелькнули сообщения, мол, глаза у него недобрые, мол, улыбка у него нехорошая, а одна вечерняя газета даже написала про, дословно, "внушающее суеверный ужас лицо, словно унаследовавшее самые порочные и пугающие черты от древнеримских императоров самой развращенной эпохи" - но дальше этого дело тогда не пошло. Ему стоило сделать это заявление о разделенных школах для людей и выродков - и помимо простых параноиков и обывателей на него тут обратили внимание все соответствующие инстанции, и, кроме того, целый веер секретных организаций вроде тех, которые не поймешь чем занимаются - то ли права защищают, то ли дьявола вызывают.
У дома мэра стали бродить толпы капюшонистых. Они и раньше бродили, но теперь швейцару даже приходилось разгонять импровизированные лагеря с разведенным на брусчатке огнем и наспех нацарапанными на картоне углем лозунгами типа "Кровососов на мыло!" и "В правительстве достаточно упырей!". Капюшонистые ворчали и угрожали "заявить куда следует", но расходились. Вместо них приходили молчаливые стойкие масочники, и этих прогнать было куда труднее.
Мэр начал всерьез подумывать о том, чтобы запустить оправдательную кампанию, когда его братик выкинул кое-что покруче - высказал в частном интервью идею о комендантском часе и, как будто этого мало, пространно заметил что-то про добровольных доноров питательной крови. Можно представить, что началось после этого. Из всего поднявшегося скандала выделился трогательный пикет брошенных детей-выродков, которые вышли голые, не скрывая мутаций одеждой, на центральную площадь и в течение часа распевали запрещенные "Хоралы Останкино".
Говорят, после этого у мэра с братом состоялась очень серьезная беседа, но эта информация недостоверна. Зато точно известно, что следующей ночью жители видели сполохи черно-белого пламени, а утром обнаружили привычные уже полоски "бекона", которые поднаторевшие эксперты-криминалисты сложили в семь трупов. Население города, таким образом, снизилось до критических 1334-х человек...

От  птичка сокол:

1. Кто разрешил проводам разрезать небо?
...Проходя мимо вечно закрытого аптечного пункта с вывеской годов еще с восьмидесятых, Вереск невольно подумал, что этот город мог бы стать прекрасным воплощением антиутопии. Потрескавшийся асфальт, пыльная трава, пожелтевшая известка многоэтажек, покрытые паутиной трещин окна. Вниз по улице переход с неработающим светофором, дальше - доживающий свой век старенький парк, на высохших деревьях которого уже никогда не появляются почки, а если пройти еще дальше и повернуть направо - увидишь порт, и проржавевшие насквозь корпусы гигантских танкеров. Над блеклой безликой словно застывающей водой воздух режут криками черно-белые чайки, волны вяло лижут бетон выступающего далеко вперед пирса. Там пахнет застарелым йодом, шершавую серую дорожку волнореза скребут клешнями полуживые крабы, и пробирающемуся под свитер ветру с горизонта не удается согнать с этого места безразличие.
И небо.
Вечно серое небо.
Так низко, что, кажется, встань на конец пирса, подними руку - и коснешься его пальцами. Вереску иногда думалось, что небо, наверно, мокрое, как и море. Наверно, дотянись он хоть раз, пальцы стали бы влажными и никогда уже не высохли, или посерели бы в тон этой дождливой пелене. Но он уже пробовал, он забирался на самые высокие здания, он смотрел на залив и на танкеры, сидя на краю крыши, и стряхивал вниз пепел с сигареты, и до неба казалось так же близко, как снизу, и так же далеко.
Иногда он жалел, что в этом городе он один, но только иногда. Всё было правильно. Всё было именно так, как нужно - он, сигареты, соленый воздух и подвешенное на проводах небо.


2. Выбор оружия
... - Не вздумай, - желтые глаза предостерегающе сузились, дуло глока метнулось выше. - Не глупи. Я знаю тебя лучше, чем ты сам, ты не успеешь.
Лучник, позволив себе пару секунд на видимое раздумье, медленно опустил руки. Отлично. Он реагирует - раз, и два - не отличает мнимую опасность от опасности настоящей. Еще раз трех, наверно, будет достаточно - и тогда его бдительность не притупится, нет - в плане агентов, к тому же двойных, к тому же наемников это в принципе неприменимо, - но хотя бы снизится достаточно, чтобы уже что-то делать.
Что бы там ни говорили координаторы, его репутация, как всегда, играла на руку.
- Ты не можешь знать обо мне всё, - усмехнулся Каролл, вытягивая улыбку из-под наслоившихся готовности, опасности, адреналина и доведенного до совершенства внимания. Улыбаться под дулом глока было не очень приятно.
- Могу, - чуть качнул головой Фокусник, стекла очков на миг поймали отблеск гаражных галогеновых ламп. Он указал дулом на голову Каролла. - Я был там. Я видел тебя всего насквозь, я читал твои мысли, я дышал твоими эмоциями, твоей безбашенной жаждой жизни, твоей готовностью умереть, твоей любовью, твоим страхом. Твоим безумием. Ты даже не представляешь, на что ты способен. А я представляю. Мне тогда пришлось немало заплатить за то, чтобы Кибертеки допустили меня до твоей ментал-капсулы, но это того стоило, потому что теперь я могу просчитать всю твою жизнь, каждый твой последующий поступок, а ты ничего не сможешь с этим сделать. Ты лишился своего главного козыря - непредсказуемости.
- Тебе идет этот костюм.
Наверно, это получилось слишком наивно и просто, слишком искренним голосом, без всякой задней мысли. Таким голосом нельзя было говорить под дулом человека, действительно готового в тебя выстрелить.
- Тебе стоит надевать его чаще.
Желтые глаза чуть расширились, едва заметно, почти неуловимо.
- И очки. Почему ты никогда не носил очки?
- Замолчи, - рука в черной кожаной перчатке сильнее сжала рукоять, палец вздрогнул на курке.
- Тебе вообще кто-нибудь когда-нибудь говорил, что у тебя потрясающие глаза?
- Прекрати этот балаган.
Черта с два, черта с два ты дышал моими эмоциями.
Каролл медленно втянул носом воздух и шагнул вперед, упираясь лбом в дуло глока.

И когда вода отступит назад
Берег выйдет и откроет героя
Берег выйдет и откроет врага
Их по-прежнему останется двое


3. Игра в правду
- И что мне с тобой делать?
Вопрос был риторический, потому что что еще можно делать с приткнувшимся к порогу детёнышем корсиканского тигрика, как не сдать его в соответствующие органы Службы Управления Социально-опасными Животными. Тигрику было, наверно, не больше двух светолет, на конце хвоста еще оставалось три родовых кольца. Наверно, сбежал из какого-нибудь грузовика-транспортера во время вчерашней суматохи, - подумала Юми, оглядываясь вокруг, как будто ожидая увидеть этот самый грузовик и людей в серо-оранжевой униформе, осматривающих кусты и будки мирных горожан. Но нет, вокруг не было не души, высоко в небе привычно светилось две колонизированных луны, заливая желтым светом тротуары, играя бликами на припаркованных машинах.
Обнаруживший любое животное из списка-джи и не сдавший его в течение суток в СУСЖ приравнивался к преступнику и шел под следствие, их этому еще в школе учили. Не то чтобы что-то еще могло сильно ухудшить положение Юми, но кому нужны лишние проблемы?
Тигрик, перевалившись на другой бок, вытянул лапки, потягиваясь, и любопытно посмотрел на неё снизу вверх заспанными глазками. Юми положила руку ему на живот и зарылась пальцами в мягкую шерсть. Тигрик уютно мурлыкнул, подставляя шейку.
- Мне всё равно придется тебя сдать, - сказала ему Юми, убирая под себя подол легкого красного платья, чтобы любвеобильный тигрик не оставил зацепок когтями. - Потому что потом ты вырастешь и станешь обращаться в одного из тех, кто потом становится жадными до крови маньяками, если их не взять под контроль с юных лет. Ты же не хочешь быть маньяком, правда? Ты же хочешь проходить первое обращение под присмотром врачей, хочешь красиво выглядеть и носить хорошую одежду, хочешь не прятаться по подворотням и подпольным киберклубам? Хочешь получить полноценное образование, научиться контролировать себя и свои эмоции, стать полезным государству?
Тигрик тихо урчал в такт словам и гладящей его по животу руке, передние лапки сжимались и разжимались, показывая маленькие коготки.
- Ну да, сейчас ты явно хочешь только того, чтобы я тебя чесала. - вздохнув, Юми накрутила на палец эластичный усик и чуть потянула. Тигрик игриво махнул головой, повернулся, потянулся, пихая её в щиколотку задней лапой.
- Ладно, пойдем, я тебе молока налью, - она встала и отряхнула подол. Тигрик с готовностью подорвался следом.
- Но потом всё равно позвоню. Не стану же я растить на заднем участке ручного маньяка.
Тихо щелкнул замок, уютный свет прихожей пролился на крыльцо, и вслед за закрытой дверью вокруг снова воцарилась спокойная ночь.

От  arafrael:

1. Атос, Портос и онанист
...Сашка откуда-то уже знала, что он опоздает. Еще сидя в самолете, подъезжающем к терминалу аэропорта, знала - будет всё снова здорово, будет она уныло тащить свой тяжеленный чемодан за дружелюбно оторванную Гастоном ручку, будет идти по дорожке позора между выжидающими лицами и дежурными, но греющими душу букетами. И потом, конечно, она его будет ждать до посинения, до омертвения, до полной мумификации на этих жестких стульях зала ожидания, пока он не соизволит явиться. Хорошо еще если на машине, а не на автобусе. Как был пубертатным подростком, так и остался, а ведь мужику уже под сорок.
И Сашка уже даже подготовила себя к медленной принудительной мумификации, но тут судьба вдруг решила улыбнуться ей лицом представительного высокого блондина с букетом прелестных настурций.
- Мисс Александра Тос? - спросил он предельно вежливо, с легким акцентом. За стеклами изящных очков на неё смотрели два кристально-голубых глаза. От него пахло парфюмом на пять, нет, на семь тысяч, а о цене костюма и думать было страшно.
В целом, её внимание проявило ожидаемое упорство и отказалось не обращаться на подозрительных незнакомцев, и даже головой, кажется, кивнуло совершенно без её ведома.
- Меня зовут Освальт Портленд, я хотел бы задать вам пару вопросов...


2. Ручной пулемет своими руками
...К четвертому дню Криволап был уже абсолютно уверен, что пацан сдастся. Ну пару занятий еще, может, протянет, но к первому Посвящению точно лапки отбросит. Похоже, последняя фраза тогда всё же оказалась лишней - парень работал на убой.
- Я притащил! - доносилось страдальчески из туннеля, и Криволап выходил из будки, чтобы посмотреть на очередного связанного варглока, на захудалого вылинявшего хрома с вываливающимися от радиации глазами или на туннельных крыс, по три на шампуре. С пацана под гермокостюмом явно уже не три, а тридцать три пота сошло. Тяжело, глаза красные, пальцы трясутся, но терпит. Не жалуется.
- Самые терпеливые за день до Посвящения ломаются, - доверительно сказал ему как-то Криволпп, когда они сидели на Останкинской на злосчастной скамейке - той самой, второй с конца.
- Я не сдуюсь, - стиснул зубы цыганенок, поправляя на плече сползающий автомат. - Сколько еще надо убить, триста? Я принесу. Я на поверхность вылезти могу.
- Нет уж! - сердито оборвал его Криволап и посмотрел так, как будто увидел в первый раз и эти черные вихри, и нос с горбинкой. - Чего удумал, на поверхность за варглоками с автоматом? Нет, милый мой, это уже не учение, это самоубийство называется, - Криволап затушил сигарету о той самый угол, где никак не отмывалась кровь Саранского. Покосившись на насупившегося пацана, спрятал улыбку.
- Пошли, покажу кое-чего.
- Стреляет? - тут же воспрял мальчуган.
- Стреляет, - усмехнулся Криволап, поднимаясь и отряхивая брюки.
- Громко?
- Громче некуда.
Пацан с готовностью спрыгнул со скамьи...


3. Небо в рюкзаке, звезды в рукаве
...и им даже почти удалось дойти до Края. Почти. Беттани была уверена, что к вечеру они будут уже пить свой походный чай, болтая ногами над пустотой, потому что срез казался так близко, и по карте было просто два шага... Но Иппоней предупредил, что зрение в стране индейцев обманчиво, а духи "не признают карты", поэтому "меняют всё каждый день, каждый рассвет и каждый закат". Серьезно, так и сказал. Кларк записал это к себе, где-то между эссе про эвкалиптовые и четверостишьем, главными героями которого выступали ноги Беттани, даже будучи переодетыми из шорт в брюки не потерявшими своей привлекательности.
Так что когда стемнело, они были всё еще в лесу, и, разводя костер, Иппоней сказал - "Завтра". Завтра к полудню они достигнут Края, и можно будет скинуть опостылевшие рюкзаки, просто лечь на нагретый камень, раскинуть руки и подставить лицо небу обезумевшего синего цвета, чувствуя, что в трех сантиметрах от тела - космос.
Тут было какое-то совершенно другое небо. Такого Беттани не видела нигде - ни в Европе, ни в Азии, ни в Африке, ни даже в северной части Америки. Небо в буквально смысле слова резало глаза. На солнце было и то легче смотреть, так что подарок Маргарет очень даже пригодился.
Иппоней смотрел на небо нежно, с любовью, и явно не испытывал никакого дискомфорта. Это оказалось его типичным занятием, хобби практически - смотреть на небо днем, вечером и даже ночью. Беттани ни разу не видела его спящим. Он просто сидел возле костра и смотрел на звезды, а утром будил их фразой "странники, первый луч солнца, пора в путь". Это Кларк тоже куда-то записал.
Засыпая, Беттани вяло ловила в фокус расплывающуюся фигуру индейца, и от мыслей о том, что Край она увидит уже завтра, сладко сводило живот...

От  T-ho & Nazenberg:
1. Кабаре "Дредноут"
2. Ирма Левински против Нью-Йорка
3. Седьмая заповедь малазийской церкви