Die Hölle muss warten
обитается тут
Название: Pillow Talk
Автор: Janissa11
Переводчик: Йож во фраке
Оригинал: Pillow Talk
Пейринг: Коулсон/Бартон
Рейтинг: NC-17
Размер: 1796 слов
Описание: Иногда секс с объектом очередной операции входит в профессиональные обязанности. Но это отнюдь не значит, что Филу нравится такое положение вещей.
Предупреждения: надо мне еще писать предупреждения к моим фикам?
Мотивы насилия, но как всегда к обоюдному удовольствию. Всё спонтанно, всё как я люблю. Даже драка и нецензурные слова есть.
Всё правильно, всё так и должно быть. Это суровая реальность.Всё правильно, всё так и должно быть. Это суровая реальность.
Он слушает, потому что такая у него работа – слушать. Отслеживать, прикидывать возможные варианты, постоянно оценивать и перепроверять обстоятельства ситуации. Контролировать. Невозмутимо и хладнокровно просчитывать шаги, которые необходимо предпринять следующими по ходу операции, со всей присущей ему доскональностью. Просто делать свою чёртову работу.
О да, в этом он настоящий профессионал.
И он слушал, чувствуя, как низ живота стягивает жаром. Пять лет назад, даже пять месяцев назад он бы просто отказался от участия в этой операции, и в этот раз ему определённо стоило поступить именно так, стоило взять себя за задницу и найти в себе силы отступить. Просто отойти в сторону, чёрт побери.
Но он не отошёл – может, потому что уже угробил кучу сил и времени на эту операцию, или просто наивно положился на свой несгибаемый внутренний профессионализм, или ещё почему-то, главным было то, что теперь он торчал тут, на холодном кожаном сиденье, в пропахшем старым ликёром и сигаретным дымом салоне арендованного Пежо, и слушал, как Бартон трахает их источник информации.
Возможно, ЩИТу стоит проработать какие-то ограничительные предписания для кураторов, чтобы исключить возможный вуайеризм. Фила уже откровенно тошнило.
Нет. Нет, это вызывало совсем другие эмоции – ему хотелось сделать кому-нибудь больно, хотелось сильнее, чем когда-либо, в нём пульсировали ярость, злость, отчаянная необходимость кого-нибудь побить, вот прямо сейчас выбить дурь из чьей-нибудь треклятой башки.
Руки сжались на руле. Слишком многое зависело от того, какую информацию удастся раздобыть Бартону таким вот способом, так что Филу придётся просто сидеть здесь и принимать всё как есть. Эти разговоры неслучайно называют "постельными".
Клинт Бартон бывает грубым, даже пошлым (пожалуй, слишком часто), он малообразован, иногда – нестерпимо язвителен, но лёгкость, с которой он погружается в прописанную ему роль, просто пугает. Порой он остаётся в образе на протяжении нескольких месяцев – и никогда не выбивается из характера.
Клинт предпочитает работать на дистанции, наблюдать за действиями поверх древка заряженной стрелы доставляет ему больше удовольствия. Но он никогда не отказывается от игры.
Глотнув слабого остывшего кофе, Фил с силой откинул голову назад, прикладываясь затылком о подголовник кресла. Раз, второй, прекрати эту хрень, Коулсон, возьми себя в руки.
Костяшки сжимающих руль пальцев были абсолютно белыми. Клинт и его оперный источник информации явно приближались к финалу. Филу мерещился привкус меди во рту.
Моретти понадобилось сорок пять минут, чтобы допеть свою интимную арию, прямо на ухо такому послушному Клинту, перемежая стоны поцелуями. С ума сойти, мужику шестьдесят, а судя по звукам, трахается он как двадцатипятилетний рестлер, громко и грубо. Теперь, уже после, он звучал вполне на свой возраст, голос начинал дрожать от действия препарата, подсыпанного Клинтом в вино.
Десять минут спустя Бартон скользнул на пассажирское сиденье. От него пахло одеколоном Моретти. И спермой Моретти. От поцелуев Моретти покраснели губы.
– Buona sera, signore, – с улыбкой поприветствовал он куратора.
– Извлечение в течение четырёх часов.
– Никаких комплиментов по поводу представления?
Фил выехал на улицу, Пежо натужно сменил скорость.
– Я не театральный критик, Бартон.
Клинт с коротким смешком сполз ниже по креслу, морщась от движений.
– Все кругом критики, сэр. Вы не в курсе?
Их временная квартира располагалась неподалёку от самой старой части города, тут была древняя лестница и очаровательный чугунный балкончик, нависающий над булыжной мостовой. Фил уже бывал тут, дважды, и иногда думал, что когда-нибудь потом он, возможно, купит тут маленький домик и уйдёт на пенсию. Станет пить тягучее красное вино по вечерам и эспрессо по утрам. Кота заведёт.
Едва шагнув за порог, Клинт со страдальческим лицом стянул с себя куртку.
– Грёбаный душ просто обязан работать, – успел он сказать, прежде чем Фил схватил его за локоть, налёг и в два коротких шага распластал Клинта по стене. Глаза у того потешно расширились. Увидев, как он открывает рот, Фил отстранился и заехал ему прямо по лицу.
– Блять, – сплюнув, Клинт дико улыбнулся. В уголке рта появилась кровь. – Какого чёрта это было, сэр...
Фил никогда не чувствовал себя настолько живым. Не было никого, ни одного живого человека – Романова, может быть, но больше никого – кто мог бы ударить Клинта и не вызвать в нём инстинктивную защитную реакцию в ответ. Второй удар достался Клинту в живот, согнувшийся корпус, резкий свистящий выдох – и улыбка пропала с его лица, когда он, ощетинившись, кинулся на Фила.
Драки на равных не получалось. Хотя Клинт моложе и сильнее, эффективнее всего он действует на расстоянии. Хотя Фил в первую очередь первоклассный координатор, в рукопашной он лучший из лучших, и ему проигрывает даже Бартон. Впрочем, Клинта это не остановило.
Филу вдруг стало смешно, его охватило пьянящее возбуждение, словно сознание затуманило ударившее в голову Просекко. Допустив удачный удар Клинта, он локтём въехал ему по голове так, что та безжалостно мотнулась назад, и удержался от продолжения движения, потому что таким образом он уже убил восьмерых, переломав им шеи, а убивать Клинта Бартона он не планировал. Ни сегодня, ни когда бы то ни было ещё, но ему почему-то хотелось сделать Бартону больно, и ему было совершенно плевать, почему.
Он ударил Клинта лицом об паркет, задумавшись, не сломал ли ему нос. Лучник изогнулся, и Фил оседлал его сверху, прижимая к полу, запустил пальцы в светлые волосы и наклонился к самому уху.
– От тебя воняет им.
Клинт с хриплым смехом рванул назад, Фил с размаху приложился головой об стену сзади и даже не почувствовал боли.
Потребовалось ещё десять минут и несколько непоправимо покорёженных предметов мебели, прежде чем Клинт не смог вырваться из очередного захвата, весь словно мокрый от пота сгусток напряженных мышц и проклятий. Почувствовав чужое колено между бёдер, он замер.
– Это было замечательное представление, – прошептал Фил ему на ухо. – Публика неистовствовала.
Прижатого Клинта пробила дрожь. Пальцы Фила скользили по влажной коже пойманных в захват запястий.
– Так чего ты ждёшь, – тяжело дыша, Бартон изогнулся, прижимаясь бёдрами к его паху. – Чего ты, мать твою, ждёшь.
Дорогие штаны обтягивали идеальную задницу Бартона так, словно это было молчаливое приглашение. Одной рукой Фил расстегнул пуговицу и стащил их вниз. Никакого белья, и Клинт так и не дошёл до душа после Моретти. Это было отвратительно, но туман голове становился всё сильнее и окончательно застилал разум, пока Фил расстегивал свои штаны, подтягивал Клинта в коленно-локтевую и вталкивался внутрь достаточно сильно, чтобы сделать больно. Он был сполна вознагражден болезненным всхлипом Клинта, а потом тот выдохнул:
– О да, ты ревнуешь, ты просто ненавидишь это, твою мать, я знал, что ты слушаешь!
– Господи боже, заткнись, – прорычал Фил, запуская руку в волосы Клинта и заставляя его запрокинуть голову. – Заткнись, я так устал от твоей грёбаной болтовни.
Клинт сжал его изнутри, сильно, больно, и засмеялся, почувствовав, как вздрогнули бёдра Фила.
– Сколько раз, сколько раз тебе приходилось сидеть вот так и слушать какого-то парня, не мог просто пригласить меня на ужин как... – голос сорвался, захлебнувшись воздухом на вдохе и хриплым смехом на выдохе, когда Фил раздвинул колени Клинта шире, пытаясь сделать ему ещё больнее, – ...как любой блять нормальный человек, надо было избивать меня до...
– Заткнёшься ты или нет, хоть раз, хоть раз за всю свою проклятую жизнь?!..
– Вам нравится это, сэр, – ответил Клинт, и вот оно, не так ли? Не это ли – то самое, что началось уже так давно и длилось уже так долго? Как бы Клинт ни сводил его с ума – а он готов был признать, что иногда (например, в эту ночь) это было слишком близко к натуральному сумасшествию – при этом не существовало ни одной части Клинта, которой он бы не восхищался, не обожал, не ценил и не вожделел; даже те его черты, которые нравились ему меньше остальных, всё равно неизменно принимались и подливали масла в огонь желания. Даже этот острый язык, наиболее раздражающая его черта, доводящая некоторых до откровенного бешенства – даже это он не хотел бы менять в Клинте, даже это он обожал, и обожает, и будет продолжать смеяться над другими кураторами и агентами, которые проклинают Клинта и едва терпят его, сцепив зубы, потому что да, Клинт действительно немного неприятен в общении, но не более того, и каким бы раздражителем ни был проклятый лучник, Фил ничего не мог с собой поделать, и они оба об этом знают.
Не было ничего, что он хотел бы поменять в Клинте, ни одного атома его проклятого ехидного развязного существа, и они оба действительно прекрасно об этом знают.
– О боже, я слышу, как ты думаешь, – простонал Клинт под ним, подаваясь назад и изгибаясь всем телом, горячо и пошло. Когда он снова сжался, открытый, скользкий, какая-то часть сознания Фила отклонилась от привычного проложенного курса, закачалась, не справилась с балансировкой и сошла с рельсов.
– Давай уже, не будь трусом, – Клинт толкнулся назад, назад, сильнее, пока не прижался к паху Фила. Его дыхание сбилось, словно застряв где-то в горле, ягодицы дрожали мелкой дрожью. – Давай, просто забей на всё и трахни меня, ты же хочешь, ты же добился, ты...
Вцепившись пальцами в скользкую кожу Клинта, Фил повёл вниз, словно пытался вспороть его, оставляя красные полосы, и слова Клинта оборвались высоким выразительным криком, переходящим в сдавленный от нехватки воздуха смех.
– Ты что, смеёшься надо мной, ты маленькая... маленькая дрянь о чёрт, чёрт бы тебя побрал, дразнишь меня, дразнишь, ты... – вбившись до конца, прижавшись бёдрами до упора, похоронив себя так глубоко в великолепной словно созданной специально для этого заднице Клинта, он почувствовал, как в пальцах ног зарождается оргазм, скручивается, закипает, словно живой и ждёт не дождётся, когда можно будет показать всю свою зубастую силу.
Клинт коротко взвыл и сжался под ним, опустив голову и беспорядочно царапая ногтями паркетный пол, когда встряхнувший головой Фил, наклонившись, прижался лицом к его мокрой футболке, захватил её зубами и, почувствовав кожу Клинта, укусил сильнее, кончая, вбиваясь, раз, второй, снова и снова.
Они оба лежали на полу, ладони были скользкими от пота, паркет был скользким от менее социально приемлемой исторгнутой из тела Клинта субстанции, и пытающемуся стащить себя с упавшего лучника Филу никак не удавалось добиться от пола нужной крепости и надежности. Клинт поднял себя сам, мускулы рук напряглись, когда он отжался от пола и наконец скинул с себя куратора.
А потом шлёпнулся на зад, неслабо приложившись локтём и бедром о пол, и рот его исказился в хриплом, обессиленном смехе.
Он был великолепен, весь грязный, в синяках, на футболке темнела кровь, хлопковая ткань закаталась так высоко, что были видны маленькие коричневые соски и широкая, мускулистая безволосая грудь.
Он смеялся и смеялся, и Фил подтащил себя чуть ближе.
– Ты сумасшедший, – тихо сказал он, качая головой.
Глаза Клинта расширились.
– Это я-то сумасшедший? Это ты – самый долбанутый псих на моей памяти, ты...
Фил наклонил голову, даже не предпринимая для этого никаких дополнительных усилий – просто позволив гравитации накрыть его губами губы Клинта. Слова того сразу словно отрезало ножом, и эти такие близкие глаза Клинта вдруг оказались пугающе опасными. Шокированными, подозрительно сузившимися.
Клинт мог спать с объектами и источниками информации, он мог спать с кем угодно, но секс – это самая легкая часть, а теперь наступала часть, которая...
Он поднял руку и коснулся дрожащими пальцами щеки Фила. Нервно усмехнулся.
– Подумать не мог, что ты решишься.
До Фила внезапно дошло, что он сидит в полуспущенных штанах, сверкая голой задницей, и как это, должно быть, нелепо выглядит.
– Боже. Чёрт.
Широко усмехнувшись, Клинт подался к нему и поцеловал, глубоко, горячо, прикусив нижнюю губу Фила до крови.
Название: Pillow Talk
Автор: Janissa11
Переводчик: Йож во фраке
Оригинал: Pillow Talk
Пейринг: Коулсон/Бартон
Рейтинг: NC-17
Размер: 1796 слов
Описание: Иногда секс с объектом очередной операции входит в профессиональные обязанности. Но это отнюдь не значит, что Филу нравится такое положение вещей.
Предупреждения: надо мне еще писать предупреждения к моим фикам?
Мотивы насилия, но как всегда к обоюдному удовольствию. Всё спонтанно, всё как я люблю. Даже драка и нецензурные слова есть.Всё правильно, всё так и должно быть. Это суровая реальность.Всё правильно, всё так и должно быть. Это суровая реальность.
Он слушает, потому что такая у него работа – слушать. Отслеживать, прикидывать возможные варианты, постоянно оценивать и перепроверять обстоятельства ситуации. Контролировать. Невозмутимо и хладнокровно просчитывать шаги, которые необходимо предпринять следующими по ходу операции, со всей присущей ему доскональностью. Просто делать свою чёртову работу.
О да, в этом он настоящий профессионал.
И он слушал, чувствуя, как низ живота стягивает жаром. Пять лет назад, даже пять месяцев назад он бы просто отказался от участия в этой операции, и в этот раз ему определённо стоило поступить именно так, стоило взять себя за задницу и найти в себе силы отступить. Просто отойти в сторону, чёрт побери.
Но он не отошёл – может, потому что уже угробил кучу сил и времени на эту операцию, или просто наивно положился на свой несгибаемый внутренний профессионализм, или ещё почему-то, главным было то, что теперь он торчал тут, на холодном кожаном сиденье, в пропахшем старым ликёром и сигаретным дымом салоне арендованного Пежо, и слушал, как Бартон трахает их источник информации.
Возможно, ЩИТу стоит проработать какие-то ограничительные предписания для кураторов, чтобы исключить возможный вуайеризм. Фила уже откровенно тошнило.
Нет. Нет, это вызывало совсем другие эмоции – ему хотелось сделать кому-нибудь больно, хотелось сильнее, чем когда-либо, в нём пульсировали ярость, злость, отчаянная необходимость кого-нибудь побить, вот прямо сейчас выбить дурь из чьей-нибудь треклятой башки.
Руки сжались на руле. Слишком многое зависело от того, какую информацию удастся раздобыть Бартону таким вот способом, так что Филу придётся просто сидеть здесь и принимать всё как есть. Эти разговоры неслучайно называют "постельными".
Клинт Бартон бывает грубым, даже пошлым (пожалуй, слишком часто), он малообразован, иногда – нестерпимо язвителен, но лёгкость, с которой он погружается в прописанную ему роль, просто пугает. Порой он остаётся в образе на протяжении нескольких месяцев – и никогда не выбивается из характера.
Клинт предпочитает работать на дистанции, наблюдать за действиями поверх древка заряженной стрелы доставляет ему больше удовольствия. Но он никогда не отказывается от игры.
Глотнув слабого остывшего кофе, Фил с силой откинул голову назад, прикладываясь затылком о подголовник кресла. Раз, второй, прекрати эту хрень, Коулсон, возьми себя в руки.
Костяшки сжимающих руль пальцев были абсолютно белыми. Клинт и его оперный источник информации явно приближались к финалу. Филу мерещился привкус меди во рту.
Моретти понадобилось сорок пять минут, чтобы допеть свою интимную арию, прямо на ухо такому послушному Клинту, перемежая стоны поцелуями. С ума сойти, мужику шестьдесят, а судя по звукам, трахается он как двадцатипятилетний рестлер, громко и грубо. Теперь, уже после, он звучал вполне на свой возраст, голос начинал дрожать от действия препарата, подсыпанного Клинтом в вино.
Десять минут спустя Бартон скользнул на пассажирское сиденье. От него пахло одеколоном Моретти. И спермой Моретти. От поцелуев Моретти покраснели губы.
– Buona sera, signore, – с улыбкой поприветствовал он куратора.
– Извлечение в течение четырёх часов.
– Никаких комплиментов по поводу представления?
Фил выехал на улицу, Пежо натужно сменил скорость.
– Я не театральный критик, Бартон.
Клинт с коротким смешком сполз ниже по креслу, морщась от движений.
– Все кругом критики, сэр. Вы не в курсе?
Их временная квартира располагалась неподалёку от самой старой части города, тут была древняя лестница и очаровательный чугунный балкончик, нависающий над булыжной мостовой. Фил уже бывал тут, дважды, и иногда думал, что когда-нибудь потом он, возможно, купит тут маленький домик и уйдёт на пенсию. Станет пить тягучее красное вино по вечерам и эспрессо по утрам. Кота заведёт.
Едва шагнув за порог, Клинт со страдальческим лицом стянул с себя куртку.
– Грёбаный душ просто обязан работать, – успел он сказать, прежде чем Фил схватил его за локоть, налёг и в два коротких шага распластал Клинта по стене. Глаза у того потешно расширились. Увидев, как он открывает рот, Фил отстранился и заехал ему прямо по лицу.
– Блять, – сплюнув, Клинт дико улыбнулся. В уголке рта появилась кровь. – Какого чёрта это было, сэр...
Фил никогда не чувствовал себя настолько живым. Не было никого, ни одного живого человека – Романова, может быть, но больше никого – кто мог бы ударить Клинта и не вызвать в нём инстинктивную защитную реакцию в ответ. Второй удар достался Клинту в живот, согнувшийся корпус, резкий свистящий выдох – и улыбка пропала с его лица, когда он, ощетинившись, кинулся на Фила.
Драки на равных не получалось. Хотя Клинт моложе и сильнее, эффективнее всего он действует на расстоянии. Хотя Фил в первую очередь первоклассный координатор, в рукопашной он лучший из лучших, и ему проигрывает даже Бартон. Впрочем, Клинта это не остановило.
Филу вдруг стало смешно, его охватило пьянящее возбуждение, словно сознание затуманило ударившее в голову Просекко. Допустив удачный удар Клинта, он локтём въехал ему по голове так, что та безжалостно мотнулась назад, и удержался от продолжения движения, потому что таким образом он уже убил восьмерых, переломав им шеи, а убивать Клинта Бартона он не планировал. Ни сегодня, ни когда бы то ни было ещё, но ему почему-то хотелось сделать Бартону больно, и ему было совершенно плевать, почему.
Он ударил Клинта лицом об паркет, задумавшись, не сломал ли ему нос. Лучник изогнулся, и Фил оседлал его сверху, прижимая к полу, запустил пальцы в светлые волосы и наклонился к самому уху.
– От тебя воняет им.
Клинт с хриплым смехом рванул назад, Фил с размаху приложился головой об стену сзади и даже не почувствовал боли.
Потребовалось ещё десять минут и несколько непоправимо покорёженных предметов мебели, прежде чем Клинт не смог вырваться из очередного захвата, весь словно мокрый от пота сгусток напряженных мышц и проклятий. Почувствовав чужое колено между бёдер, он замер.
– Это было замечательное представление, – прошептал Фил ему на ухо. – Публика неистовствовала.
Прижатого Клинта пробила дрожь. Пальцы Фила скользили по влажной коже пойманных в захват запястий.
– Так чего ты ждёшь, – тяжело дыша, Бартон изогнулся, прижимаясь бёдрами к его паху. – Чего ты, мать твою, ждёшь.
Дорогие штаны обтягивали идеальную задницу Бартона так, словно это было молчаливое приглашение. Одной рукой Фил расстегнул пуговицу и стащил их вниз. Никакого белья, и Клинт так и не дошёл до душа после Моретти. Это было отвратительно, но туман голове становился всё сильнее и окончательно застилал разум, пока Фил расстегивал свои штаны, подтягивал Клинта в коленно-локтевую и вталкивался внутрь достаточно сильно, чтобы сделать больно. Он был сполна вознагражден болезненным всхлипом Клинта, а потом тот выдохнул:
– О да, ты ревнуешь, ты просто ненавидишь это, твою мать, я знал, что ты слушаешь!
– Господи боже, заткнись, – прорычал Фил, запуская руку в волосы Клинта и заставляя его запрокинуть голову. – Заткнись, я так устал от твоей грёбаной болтовни.
Клинт сжал его изнутри, сильно, больно, и засмеялся, почувствовав, как вздрогнули бёдра Фила.
– Сколько раз, сколько раз тебе приходилось сидеть вот так и слушать какого-то парня, не мог просто пригласить меня на ужин как... – голос сорвался, захлебнувшись воздухом на вдохе и хриплым смехом на выдохе, когда Фил раздвинул колени Клинта шире, пытаясь сделать ему ещё больнее, – ...как любой блять нормальный человек, надо было избивать меня до...
– Заткнёшься ты или нет, хоть раз, хоть раз за всю свою проклятую жизнь?!..
– Вам нравится это, сэр, – ответил Клинт, и вот оно, не так ли? Не это ли – то самое, что началось уже так давно и длилось уже так долго? Как бы Клинт ни сводил его с ума – а он готов был признать, что иногда (например, в эту ночь) это было слишком близко к натуральному сумасшествию – при этом не существовало ни одной части Клинта, которой он бы не восхищался, не обожал, не ценил и не вожделел; даже те его черты, которые нравились ему меньше остальных, всё равно неизменно принимались и подливали масла в огонь желания. Даже этот острый язык, наиболее раздражающая его черта, доводящая некоторых до откровенного бешенства – даже это он не хотел бы менять в Клинте, даже это он обожал, и обожает, и будет продолжать смеяться над другими кураторами и агентами, которые проклинают Клинта и едва терпят его, сцепив зубы, потому что да, Клинт действительно немного неприятен в общении, но не более того, и каким бы раздражителем ни был проклятый лучник, Фил ничего не мог с собой поделать, и они оба об этом знают.
Не было ничего, что он хотел бы поменять в Клинте, ни одного атома его проклятого ехидного развязного существа, и они оба действительно прекрасно об этом знают.
– О боже, я слышу, как ты думаешь, – простонал Клинт под ним, подаваясь назад и изгибаясь всем телом, горячо и пошло. Когда он снова сжался, открытый, скользкий, какая-то часть сознания Фила отклонилась от привычного проложенного курса, закачалась, не справилась с балансировкой и сошла с рельсов.
– Давай уже, не будь трусом, – Клинт толкнулся назад, назад, сильнее, пока не прижался к паху Фила. Его дыхание сбилось, словно застряв где-то в горле, ягодицы дрожали мелкой дрожью. – Давай, просто забей на всё и трахни меня, ты же хочешь, ты же добился, ты...
Вцепившись пальцами в скользкую кожу Клинта, Фил повёл вниз, словно пытался вспороть его, оставляя красные полосы, и слова Клинта оборвались высоким выразительным криком, переходящим в сдавленный от нехватки воздуха смех.
– Ты что, смеёшься надо мной, ты маленькая... маленькая дрянь о чёрт, чёрт бы тебя побрал, дразнишь меня, дразнишь, ты... – вбившись до конца, прижавшись бёдрами до упора, похоронив себя так глубоко в великолепной словно созданной специально для этого заднице Клинта, он почувствовал, как в пальцах ног зарождается оргазм, скручивается, закипает, словно живой и ждёт не дождётся, когда можно будет показать всю свою зубастую силу.
Клинт коротко взвыл и сжался под ним, опустив голову и беспорядочно царапая ногтями паркетный пол, когда встряхнувший головой Фил, наклонившись, прижался лицом к его мокрой футболке, захватил её зубами и, почувствовав кожу Клинта, укусил сильнее, кончая, вбиваясь, раз, второй, снова и снова.
Они оба лежали на полу, ладони были скользкими от пота, паркет был скользким от менее социально приемлемой исторгнутой из тела Клинта субстанции, и пытающемуся стащить себя с упавшего лучника Филу никак не удавалось добиться от пола нужной крепости и надежности. Клинт поднял себя сам, мускулы рук напряглись, когда он отжался от пола и наконец скинул с себя куратора.
А потом шлёпнулся на зад, неслабо приложившись локтём и бедром о пол, и рот его исказился в хриплом, обессиленном смехе.
Он был великолепен, весь грязный, в синяках, на футболке темнела кровь, хлопковая ткань закаталась так высоко, что были видны маленькие коричневые соски и широкая, мускулистая безволосая грудь.
Он смеялся и смеялся, и Фил подтащил себя чуть ближе.
– Ты сумасшедший, – тихо сказал он, качая головой.
Глаза Клинта расширились.
– Это я-то сумасшедший? Это ты – самый долбанутый псих на моей памяти, ты...
Фил наклонил голову, даже не предпринимая для этого никаких дополнительных усилий – просто позволив гравитации накрыть его губами губы Клинта. Слова того сразу словно отрезало ножом, и эти такие близкие глаза Клинта вдруг оказались пугающе опасными. Шокированными, подозрительно сузившимися.
Клинт мог спать с объектами и источниками информации, он мог спать с кем угодно, но секс – это самая легкая часть, а теперь наступала часть, которая...
Он поднял руку и коснулся дрожащими пальцами щеки Фила. Нервно усмехнулся.
– Подумать не мог, что ты решишься.
До Фила внезапно дошло, что он сидит в полуспущенных штанах, сверкая голой задницей, и как это, должно быть, нелепо выглядит.
– Боже. Чёрт.
Широко усмехнувшись, Клинт подался к нему и поцеловал, глубоко, горячо, прикусив нижнюю губу Фила до крови.
@темы: творчество своё, Боженятко и Ко., Own Personal Handler, House of BowTie, Шлюхоптица
-
-
02.05.2014 в 08:54Короче, это был удар по больному месту.
Моретти. Тобиас? ))
-
-
03.05.2014 в 00:42Спасибо.
Ну, разве что оперный певец
-
-
03.05.2014 в 08:32Так странно ) Я привыкла. что в каноне каком-либо персонаж более определенен ) Поэтому когда фаны хотят что-то придумать, они пишут ООС. А у вас получается, что герой сам себе ООС? )))))
-
-
03.05.2014 в 11:19С Коулсоном легче, хотя тоже разный он.
-
-
03.05.2014 в 12:00Ну.. я поняла... окей ))