Die Hölle muss warten
А Питер лечит-латает раны без игл, без ниток и без следа.
А Питер лечит солено-пьяно. Течет по пальцам, как по каналам,
невская солнечная вода.
А Питер рвет на четыре части и прячет каждую во дворах,
в пеленки-тени пихает счастье и нянчит, чтобы не раскричалось,
чтоб не дай бог не затерлось в прах.
А Питер лечит, а Питер шепчет, что это лето, что будет легче,
что пустость длиться не может вечно,
смотри на небо мое, глупыш.
Вчера я плакал дождем балтийским, сегодня небо умылось чисто,
я жарю локти твои и кисти
и золочу бесконечность крыш.
Его я слышу, ему я верю, он пахнет желтым предобрым зверем, конями, Пушкиным, Петром Первым и алым парусом на заре.
Его в бутылку да затолкать бы, его фонтаны, его заклятья,
тереть бутылку до красных пятен,
до белых призраков кораблей...
И он придет добродушным джинном, в лицо плеснет мне водой бестинной и скажет:
Кто обещал быть сильной?
Мы вместе, девочка. Будь сильней.
А Питер лечит солено-пьяно. Течет по пальцам, как по каналам,
невская солнечная вода.
А Питер рвет на четыре части и прячет каждую во дворах,
в пеленки-тени пихает счастье и нянчит, чтобы не раскричалось,
чтоб не дай бог не затерлось в прах.
А Питер лечит, а Питер шепчет, что это лето, что будет легче,
что пустость длиться не может вечно,
смотри на небо мое, глупыш.
Вчера я плакал дождем балтийским, сегодня небо умылось чисто,
я жарю локти твои и кисти
и золочу бесконечность крыш.
Его я слышу, ему я верю, он пахнет желтым предобрым зверем, конями, Пушкиным, Петром Первым и алым парусом на заре.
Его в бутылку да затолкать бы, его фонтаны, его заклятья,
тереть бутылку до красных пятен,
до белых призраков кораблей...
И он придет добродушным джинном, в лицо плеснет мне водой бестинной и скажет:
Кто обещал быть сильной?
Мы вместе, девочка. Будь сильней.
(Хельга Обскура)